К половине четвертого прибыл Колодий с початой бутылкой моего же коньяка. Говорит – не спится. Свистнул Жихаря – втроем и приговорили эликсир счастья, что нам на него любоваться. Богданыч, явно нервничает. У меня задача понятная: либо – пан, либо – пропал. Без вариантов. У него тоже – не мёд под сахарной пудрой.

Полк растянут по кускам. Первый батальон под командованием, на днях вернувшегося с лечения, Николая Воропаева. Под занавес боев в Северодонецке попал тогда еще ротный с одним из взводов под обстрел батареи польских "срак"[68]. Выжило всего несколько человек. Помимо тяжелой контузии, лишился левого глаза. Ну, и все лицо, понятно, из квадратов разнокалиберной кожи собрано. Когда везли до границы думали всё – кранты, отвоевался майор. Ага! Где так отвоевывались… Мало того, что вернулся адмиралом Нельсоном – поперек головы черной повязкой перерубленный, так еще и откровенно напросился на это задание – сидит сейчас со своим батальоном в Белом.

У него задача, для нас вполне традиционная – изображая из себя бесплотных призраков, внезапно исчезая и так же стремительно появляясь, упереться в три десятка частных усадьб. Там, в упор не замечая, ударов танковых орудий и элитной добровольческой пехоты – остановить бронетехнику СОРа перед спускавшейся за шахтой объездной дорогой на поселок Белореченский и далее, через Врубовку, на Лутугино. Чуть далее, еще три шоссе этого направления, вместе с основной трассой, должны держать части Буслаевской бригады.

Второй батальон, вообще, растянут поротно и повзводно – по точкам перекрывает наш бугор поперек. Главная беда – идущее по середине плато грунтовка Лотиково-Родаково. Чистое поле, попробуй – удержи. Въезд на Родаково со стороны Бахмутки – тоже не подарок. Два вросших в землю заброшенных поселка, любую халупу гранатометным выхлопом сдуть можно. Единственная естественная преграда – река Луганка – если и "преградистей" Белой, то, может, на полметра вширь, от силы.

Третьему батальону и общеполковым подразделениям – задача совсем смешная: удержать Большое Родаково – поселок и станцию. Из серии – ноу коммент.

Вот и не спится Колодию, вот и глушит майор коньяк, потому как – пойдут наши "европедальцы" стальными щупальцами, то не будет у Богданыча больше ничего – ни полка, ни его пацанов да и самого мужика, зная упертый до невозможности характер, тоже, скорее всего, не станет.

В пять приполз измочаленный Салам. Грохнул "со ствола" оставшиеся сто пятьдесят и, даже не занюхнув, отрапортовал.

– Всё, отмучались мои бобики.

– Что – осталось?

– Ровно половина. Ниши боеприпаса даже не начинали. Люди ели ноги ворочают, командир. Сам упаду – умру. Не успеваем, по-любому…

– Все, блять! Отбой! Тащите группы наверх. Толку от такой работы… Сейчас жрать сухпай и спать до одиннадцати ноль-ноль. С двенадцати до восемнадцати – учения. С двадцати одного – копаем дальше. Вопросы?

Женя Стовбур опоздал всего на десять минут, но этого хватило – не выспавшийся, уставший от беспрерывной изматывающей работы и немалого возраста Кобеняка, в сердцах плюнул и, без стеснения, траванул на нашего суперинтенданта добрягу Жихаря. Юра без обиняков отвязался по полной и пообещал Жене, под следующий залет, собственноручно выдать звиздюлей. То, что у взводного-один – "ни разу не заржавеет" – не сомневался никто. Под раздачу, автоматом, залетел и Педалик. Новость о том, что с девяти вечера он – на "копанках" вселило в Жука глубокие, до того не осознаваемые им понятия о несправедливости бренного бытия и жертвенном подвиге солдата. Три выварки кулеша и ящик с хлебными кирпичами выгрузились с ГАЗона за считанные секунды.