— Нет. Надоело, — говорит, глядя на меня сверху вниз.

— Зачем ты вообще веганствовал? — прыскаю от смеха, поглаживая его затылок в ответ.

На его губах ленивая улыбка. И вообще, он очень и очень расслабленный. Как человек, который заканчивает чертовски продуктивный день.

— Тренировал силу воли. Ничего такого. — Закрывает глаза в ответ на мои поглаживания и откидывает назад голову.

Силу воли?

Боже, ну что за человек...

— Я однажды целый месяц не ела хлеб… — сообщаю доверительно, почесывая его за немного торчащими ушами.

— М-м-м… — тянет насмешливо. — Это сильно.

Стукнув по его груди, кладу на неё щеку, бормоча:

— Долго ты не ел мясо?

— Три месяца.

— Ты странный.

— Обычный.

Нет… это не так.

— Ты отдашь мне мое бельё? — спрашиваю, проходясь рукой по выступающей грудной мышце и поглаживая пальчиком каменный пресс.

— Не-а, — бормочет, не открывая глаз.

— Это мои любимые, — вру я.

— Тебе идут, — улыбается он.

— Фе-дя… — тяну, проводя ладонью по его правому бедру.

— М-м-м? — тянет он в ответ, кажется, засыпая стоя.

Моё дыхание сбивается, потому что в его штанах однозначные шевеления.

— Что у тебя здесь? — кусаю я губу, имея в виду татуировку, кусок которой видела в этом месте в тот день, когда… он отвез меня в молл...

— Пойдём ко мне, покажу, — хрипловато предлагает Немцев, открывая глаза и глядя в мои.

Я не уверена, что способна на секс, но мне, чёрт побери, так не хочется с ним расставаться. Я как кошка висну на нём и просто не могу отлепиться, всеми силами давя зевок. Кажется, он не хочет, чтобы я отлеплялась.

Смотрю на его губы, вытягивая шею. Проводит ими по моим, бормоча:

— От меня колбасой воняет...

— И плесенью, — сонно смеюсь я.

Прижавшись своим лбом к моему, тихо повторяет:

— Пойдём ко мне.

Мои внутренности завязываются в узлы. Оттого, как я сама хочу пойти к нему.

— Пойдём, — шепчу в ответ.

Его комната выглядит как монашеская келья, за тем исключением, что в монашеских кельях не бывает такого бардака и компьютера.

Узкая кровать на одного человека, шкаф, рабочее место со стулом и столом и широкое окно, смотрящее на подъездную дорожку.

Кажется, эта комната была чем-то совершенно другим совсем недавно. Мы что, его потеснили?

Обойдя меня, Федя быстро собирает разбросанные по полу и мебели вещи. Сваливает их в корзину для белья в углу, виновато смотря на меня исподлобья.

— Сейчас вернусь, — говорит, выходя из комнаты.

Босиком подхожу к его кровати и ложусь на белую простынь, поджав ноги и обняв подушку.

Он возвращается через пять минут. В очках и с каплями воды на лице.

Наблюдаю за тем, как выкладывает на тумбочку телефон и ключи от машины, достав их из кармана. Выдвинув бельевой ящик шкафа, отправляет туда мои трусы, бросив на меня озорной взгляд, а потом, стащив с себя брюки, швыряет их на стул.

На нем боксеры “Дизель” синего цвета. Если одежда бюджетная сторона его расходов, то бельё — нет. Вся лицевая часть бедра забита татуировкой. Это монохромная волчья морда в треугольной раме, и, когда он идёт к кровати, под ней пляшут каменные мышцы.

Растягивается на кровати рядом со мной, и мне приходится заползти на него, чтобы не свалиться на пол. Чувствую запах зубной пасты. Путаю свои ноги с его, жмурясь оттого, как щекочутся на них волоски.