– Благодарю, сейчас же сброшу себе на компьютер и верну носитель. Думаю, там есть что посмотреть.
– Вот и замечательно. Как видим, коллеги, случай, как бы классифицировал вождь мировой революции, архисложный, – подвел итог Либерман. – Поэтому попрошу оказывать всяческую помощь коллеге Корнилову. А пока на этом закончим и приступим к текущей работе.
Студент-маньяк
То ли перевоплощение в своего шефа сказалось благотворно на самочувствии, то ли радость от осознания того, что наконец-то досмотрел злополучный сон до конца, оказалась решающим фактором, – так или иначе, на беседу Лекарь явился в прекрасном расположении духа.
– Непонятки между нами, Илья Николаевич, – начал он полушутливым тоном после приветствия. – Почему меня так прицельно исследуют на сахарный диабет? Может, он и появится когда-нибудь, но сейчас его нет. Симптоматику его я знаю, уж поверьте. Вот Макар Афанасьевич…
– Что Макар Афанасьевич? – уцепился я, как клещами. – У него диабет?
– Думаю, да, хотя он не любит об этом говорить. Но по косвенным признакам можно судить.
– Что ты имеешь в виду?
– Например, он себе никогда не позволяет сладкого. И голодовок тоже не устраивает. У него строгий режим питания. Иногда случалось, что выходил после операции в предобморочном состоянии. Если операция затягивалась, говорил, чтобы заканчивали без него, так как ему надо срочно перекусить, потому что сахара упали.
– И что, уходил с операции?
– Конечно, не падать же в обморок.
В принципе, этого было достаточно, чтобы уличить Бережкова в полной лжи. С одной строны, хирург не может уйти на середине операции на сердце, поскольку за него ее вторую половину никто не сделает. С другой – если хирург страдает таким типом диабета, ему, скорее всего, запретят проводить столь сложные и длительные по времени операции.
Но что мне даст это разоблачение в данном случае? Оно не сыграет ни в пользу вменяемости Лекаря, ни в пользу его невменяемости. Ни в ту, ни в другую сторону я не продвинусь. Он может, будучи кондовым шизофреником, свято верить в то, что городит тут мне с три короба. И может быть совершенно адекватным, правдоподобно неся здесь ту же самую околесицу.
Самым трагичным было то, что эту двоякость, эту мою шаткость и уязвимость, похоже, понимал не я один. Из-за стекол очков сквозь маску какого-то почти детского восприятия реальности, сквозь пелену лжи и притворства на меня, глумясь и ухмыляясь, время от времени проглядывало такое, от чего я сам запросто мог «съехать с рельсов».
Меня так и подмывало напомнить ему, как он ползал у меня в ногах, как умолял не писать заявление… Но это смотрелось бы как вспышка гнева, неконтролируемая эмоция, не более.
Успей мы вчера с анализом, когда Макар Афанасьевич был еще самим собой. Возьми кровь до того, как произошло обратное перевоплощение. Интересно, как бы тогда он объяснил нормальный уровень сахара. Разумеется, убедительный ответ был заготовлен, но все же.
А если бы уровень сахара в крови был повышен? Как бы себя чувствовали мы, доктора, каково было бы нам?
На этот вопрос у меня ответа не было. Учитывая метаморфозы последних дней, я готов был поверить во что угодно.