Меня так и подмывало задать ему вопрос о событиях десятилетней давности, когда он работал хирургом-ординатором в областной детской больнице. Но я сдерживался из последних сил.
Узнал он меня или не узнал – я не буду раскрывать свои карты перед ним. Во-первых, это непрофессионально, во-вторых, отдает малодушием. Я должен его полностью раскрыть на нейтральном поле, не на своем. Между нами не должно быть ничего личного.
Хотя оно есть. Хочу я этого или нет.
Этюд с Пауком
Я медленно шел по коридору поликлиники и… боялся. Боялся встретить Либермана, спросить, почему они с Ираклием оставили меня одного. Вдруг он переспросит: это ты о чем? Вдруг я с самого начала вел беседу с Лекарем один на один. А Макар Афанасьевич, Ираклий и Либерман – всего лишь галлюцинация. Бред воспаленного сознания. Твоего сознания, доктор, твоего!
Не хотелось даже думать об этом.
Может, следует просто отдохнуть пару недель? Расслабиться? Смотаться куда-нибудь в Тунис, Индию или в Крым…
Продолжать мечтать в том же ключе мне помешал силуэт, который я разглядел за окном. Ошибки быть не могло: Яна медленно брела по тротуару, приложив к уху мобильник.
Вскоре у меня запиликало аналогичное средство связи, значит, она звонила мне. Ее взволнованный голос, словно мохеровый шарф, начал тереться о мое ухо:
– Привет, Илья, ты мне срочно нужен.
– Привет, Яночка, ты где сейчас?
– Я у поликлиники. Ты на работе?
– Да, я на работе, более того, беззастенчиво сейчас тебя в окно разглядываю. Ты мне чем-то напоминаешь юную Галину Польских в фильме «Дикая собака Динго». Зачем я тебе понадобился, ты хотя бы намекнуть можешь?
Через пять минут мы с ней сидели в больничном парке, ели сливочное мороженое и непринужденно болтали о всякой ерунде. Словно и не было вчерашнего разговора с майором Одинцовым, досадного ДТП и фамильного перстня в качестве компенсации. Словно ничего не было, а были только я и она, две одинокие сущности этого равнодушного мира.
Слушая ее болтовню, я периодически осматривался вокруг, стараясь делать это незаметно. Вдруг да замечу пресловутую полицейскую наружку, скрыто ведущую за нами наблюдение. Однако ничего подозрительного мне на глаза так и не попалось.
– Ты умеешь слушать, – призналась Яна, доедая мороженое. – Когда в прошлый раз я выложила тебе приличный кусок своей жизни, то почувствовала облегчение. Сейчас примерно то же самое, я должна выговориться. Это для меня важно.
Еще бы, девочка! У тебя убили мать, причем убили в тот момент, когда вы поссорились. Когда жили, можно сказать, как на ножах. Это комплекс вины на всю оставшуюся жизнь. И невозможность ничего исправить. Тебе нужен собеседник как воздух, ты не должна оставаться одна.
– Возможно, ты сочтешь меня круглой дурой, но когда маман особо крепко заворачивала гайки, я с головой уходила в интернет. Сидела в своей комнате и переписывалась с такими же, как я, несчастными подростками. Общаться с ними, конечно, не сахар, но мы были, можно сказать, одной командой. Ты не поверишь, но у некоторых проблемы были покруче моих. Хотя, казалось бы, куда уж круче?!