– Извините, – развел я руками, – немного опоздали.

– Почему, – удивленно взглянул на меня заведующий. – Мне, например, интересно узнать уровень глюкозы у… пациента.

– Что? Опять анализы? – заартачился Бережков. – Сколько можно! И сахарную кривую делали, и биохимический. Там все в норме. Вы что, подозреваете у меня сахарный диабет? С какой стати?

– Хорошо, Константин, – сдался Либерман. – не будем брать у тебя кровь, продолжай. Итак, пришел весь перебинтованный Макар Афанасьевич, что дальше?

Когда удивленная медсестра, пожав плечами, вышла из кабинета, Бережков продолжил:

– Я веду его в перевязочную и начинаю разбинтовывать. Разбинтовываю, снимаю один бинт за другим, а они все не кончаются. Я так и не успевал раньше разбинтовать – просыпался.

– А сегодня? – подал голос Ираклий. – Разбинтовал до конца?

Бережков оглянулся на дверь, за которой дежурил охранник, будто тот мог нас подслушать, и продолжил почти шепотом:

– Да, до конца. Так вот, снимаю я последние бинты, а там… ничего нет. Головы у Макара Афанасьевича нет! Пустота, как у человека-невидимки.

– Он безголовый, выходит? – предположил Либерман, вернувшись к этому времени в свое кресло. – Интересно, интересно.

– Выходит, но это еще не все, – продолжал интригующе Лекарь. – Естественно, я очень испугался. Спрашиваю, мол, а где у вас голова-то? Он отвечает, что голова ему без надобности. Зачем, говорит, мне голова, если у меня есть ты? Представляете?

– Оригинально… – заключил я. – Это, между прочим, намек!

– На что намек? – пробубнил Бережков, почесав затылок. – Может, подскажете? Я чего-то спросонья не догоняю.

– На то, что его голова – это ты, – нетерпеливо стал разжевывать заведующий. – То есть ты думаешь за него, если трактовать буквально. Кстати, мы пару минут назад здесь с ним общались. Ты не подскажешь, куда он делся, этот твой Макар Афанасьевич?

– Ну да, ну да, общались они… – он недоверчиво, исподлобья, взглянул на меня, словно ища у меня защиты. – Вы иронизируете? А мне не до шуток! Макар Афанасьевич в Штатах, он физически не мог появиться здесь.

– Нам-то тем более не до них! – отрезал Либерман. – Он физически и не появлялся… Короче, там, во сне, еще что-то было? Ну, кроме отсутствия головы у твоего шефа?

– Конечно, было, это еще не все. Когда я начал разбинтовывать его руки, он сказал… Вернее, та пустота, которая была на месте его головы, произнесла его голосом. Вам никогда не приходилось слышать голос из пустого места?

– Нет, не приходилось, – признался я, снова бросив взгляд на Ираклия, и получил повторное молчаливое подтверждение, что камера работает. – Во сне – тем более. И что тебе сказала пустота?

Признаться честно, я не разделял нетерпения коллег. И Либерман, и Ираклий явно спешили закончить беседу, торопясь по своим делам. Мне же хотелось все тщательно заснять на видео и потом детально проанализировать. Я был уверен, что из увиденного можно было много почерпнуть для дальнейших диалогов как с Бережковым, так и с Макаром.

– Говорит, дескать, зачем их разбинтовывать, руки-то, – продолжал Лекарь, глядя то на меня, то на моих коллег. – Просто отстегни, говорит, и все. Повесь на крючки, которые видишь на стене.