Вэл покачала головой в ответ:

— Мельница должна работать, Бронден. Нельзя ее бросить и отправиться гулять в свое удовольствие.

— Может съездить кто-нибудь один, — лениво бросил Аллун, грызя травинку и глядя в небо.

Вэл спокойно ответила:

— Не по-нашему это.

— А ты, Аллун, тоже никогда не ездишь к Морю, — вставила Марли. — Всегда тебе то некогда, то недосуг. Ну точно как Вэл и Эллис!

Бронден открыла было рот, чтобы что-то сказать, но призадумалась и не сразу, произнесла:

— Компас — это чудо. Водяной народ ходит по нему в открытое море. Теперь и нам будет гораздо легче идти — у нас еще и на земле есть приметные знаки. Завтра к вечеру вернемся домой, попомните мои слова.

— Если бы все было так легко, зачем бы нам дали карту, Бронден? — возразила Марли, склонившись над свитком. — Гора коварна. Ничего просто так здесь не случается, и всего надо бояться.

— Пока сама не увижу опасности, и думать ни о чем не собираюсь, — отрезала Бронден. — Если ты боишься, Марли, нечего было идти. Нам и так надо тащить с собой мальчишку, а он — вон, от страха из штанов выпрыгивает.

— Забыла ты, что ли, Бронден? Ты же сама настояла, чтобы взять его с нами, — прикрикнул на нее Силач Джон.

Бронден сердито передернула плечами и отвернулась.

— Лучше, если мы сейчас забудем обо всех разногласиях, — примирительно сказал Аллун.

Он сел на корточки, вытаращил глаза, вытянул вперед руки, изо всех сил затряс ими, пронзительно закричал: «Ой, боюсь, боюсь, боюсь!» — и упал на траву, из стороны в сторону мотая головой и в притворном страхе стуча зубами.

Силач Джон и Марли рассмеялись, и даже Роуэн нашел в себе силы, чтобы улыбнуться. Вэл и Эллис, однако, молча посмотрели на Аллуна, а потом переглянулись. Бронден презрительно фыркнула.

— Что ж, если Аллун перестал бояться, значит, можно начинать, — сказала Марли и вынула из своего мешка толстую веревку. — Мы ведь полезем на скалы? Мне не так уж и страшно, как вы думаете, но свалиться я тоже не хочу.

Когда в Рине было туго с едой, Роуэн лазил на деревья и пригибал к земле ветви с густой зеленой листвой, чтобы букшахи могли поесть. Но даже на самых низких ветвях у него кружилась и болела голова. Высота была не для него. А восхождение, которое сейчас ему предстояло, было хуже, чем самый страшный сон.

И вот веревка связала Марли, Аллуна и всех остальных. Силач Джон шел позади всех. Роуэн то и дело спотыкался и падал, повисая на веревке над бездной. Сверху качалось небо, снизу колыхалась земля. В ушах звенел его собственный крик. Ребра больно сжимала веревка, которая одна только и спасала его. Легкое тело Роуэна ударялось о скалы, вскоре он был весь в синяках. И все же приходилось карабкаться наверх.

Это было невыносимо. Но было бы куда страшнее, если бы кто-то еще оказался таким же неловким, как он. Если бы поскользнулся Силач Джон, он всех бы увлек за собой в пропасть. Если бы упал кто-то другой, даже Силач Джон вряд ли смог бы его удержать.

Роуэн совсем измучился, его била дрожь, каждая мышца болела, но он лез и лез вверх. И когда наконец его втащили на вершину утеса, он, задыхаясь, упал на траву. Перед глазами все поплыло, а потом он потерял сознание.