Федор вздохнул, сделав секундную паузу, я не успела вставить ни звука, не то что слова.

– Шеф, как вам мои новости? Вы все еще в шоке? Ладно, приходите в себя и слушайте дальше. Через пять лет после оформления временной опеки Олеся подала заявление на удочерение Фаины. К нему приложены: копия справки о смерти матери девочки, бумага из Главного управления лагерей, в которой указано, что Ленинид Тараканов отбывает срок, и написано, сколько у него ранее было ходок. Есть характеристика Олеси, справка о ее зарплате, жилищных условиях, и так далее. Замыкает собрание документ: «В связи со смертью родной матери, не принимавшей с рождения Фаины Таракановой никакого участия в воспитании ребенка, в связи с тем, что брак Ленинида Тараканова с его сожительницей не был зарегистрирован, а также в связи с асоциальностью личности заявленного отца и недоказуемостью его отцовства, разрешить О. Таракановой удочерить Ф. Тараканову». Лениниду об этом не сообщали, так как он юридически отцом не считался. На том конец истории. Я чуть не поседел, пока все это отрыл. Кстати! Думаю, при подготовке шоу с отцом и младшей дочерью сыграла роль их одинаковая фамилия и то, что в паспорте Фаины указано отчество «Леонидовна». Ах да, вот еще вопрос, который точно останется без ответа. Какого черта Олеся не сделала девочку Петровной, Николаевной или Ивановной? Зачем ей «Леонидовна» понадобилась?

У меня почему-то вспыхнули огнем уши. Генрих Петрович Каравайкин рассказал мне, что жена незадолго до кончины рассказала ему про свою родную дочку Фаину, которая умерла в монастыре почти сразу после рождения. И еще про сон, который привиделся Олесе, из-за него она якобы удочерила ребенка, подброшенного на порог Дома малютки. Так вот о каком вранье двоюродная сестра моего отца говорила священнику, вот что она соврала мужу. Фаина не была брошенкой, Олесе ее отдала моя непутевая мать. И понятно, по какой причине Леся терпела все выходки Фаи, – из-за своего сна. Считала, что дочь Ленинида – это ее вернувшаяся с того света девочка. Но по какой причине Олеся не открыла супругу все до конца? Зачем придумала историю со свертком на пороге приюта? Она стеснялась признаться, что у нее есть близкий родственник вор? Я никогда не узнаю правду.

– Босс, чего молчите? – впился мне в ухо голос Феди. – Думаю, не надо Виоле все это сообщать. На фига ей такая родственница, а? Во дела! Бабушка моя про такие обстоятельства говорила: «Никак колесо судьбы черти вертели». Шеф! Ау!

– Вдруг в анализе ошибка… – пробормотала я.

– Не, проверяли два раза. Вы же знаете Люсю, она аккуратная до смешного, – загудел Павлов. И осекся: – Ой! А с кем я говорю?

– С Вилкой, – тихо сказала я.

– Ну е-мое, не туда пальцем ткнул! – расстроился Федор. – Ты у меня вместе с шефом записана, контакт на Дмитриева, а ты под ним, ну и…

– Значит, Фаина моя родная сестра? – перебила его я.

– Ну… вроде… Но знаешь, иногда в лаборатории ошибаются, пробирки у них могли грязные быть, – понес чушь Павлов.

Я нажала на экран. Хм, грязные пробирки… Ишь ты! Давно подозревала, что Федя считает меня недалекой блондинкой, но все же надеялась, что не полной идиоткой. Телефон опять ожил.