А финансовые потоки при купленном директоре и ручном главном бухгалтере можно направлять куда угодно, хочешь — влево, хочешь — вправо, хочешь — в карман Березовского, хочешь — в преисподнюю.

— Спасибо за совет, — саркастически произнес Бейлис. — Я им непременно воспользуюсь.

— Не иронизируй, — укоризненно проговорила жена и тут же прикусила язык — запоздало поняла, в каком состоянии находится муж, задышала часто. — Впрочем, можешь иронизировать, сколько угодно. Ты мой муж, а мужьям все дозволено.

— Хы-ы-ы, — неожиданно тяжело вздохнул Бейлис. Жена почувствовала неладное, повысила голос:

— Что с тобою, Сережа?

— Хы-ы-ы-ы…

Жена перешла на крик — слезный, громкий, прокричала в трубку, оглушая и саму себя, и мужа:

— Что с тобою, Сережа?

В ответ вновь раздалось протяжное, страшное, незнакомое:

— Хы-ы-ы-ы!

— Что за черт! — вскричала жена вновь, похлопала трубкой о ладонь, ей показалось, что говорить мешают радиопомехи — обычная вещь при этой слежке, что ведется за ее мужем, вновь поднесла аппарат к уху: — Сережа!

— Хы-ы-ы-ы! — страшно, уходя в далекое далеко, вздохнул Бейлис. Это были не радиопомехи, и те, кто следил за Бейлисом, не были в этом виноваты.

Жена Бейлиса вновь закричала.

— Я сейчас к тебе приеду, — оборвав крик, произнесла она, в следующий миг ее голос опять наполнился слезами. — Жди! Я сейчас приеду, Сережа!

Бейлис продолжал хрипеть; стол с лежавшими на нем бумагами и телефонными аппаратами раскачивался перед ним, он то делал резкий бросок влево, накренивался, словно под него попадала тугая волна, то резко выравнивался, словно волна уходила, и тут же резко кренился вправо. Одно было удивительно: ни бумаги, ни телефонные аппараты со стола не слетали, держались будто приклеенные.

Ни боли, ни оглушения Бейлис не чувствовал — ничего этого не было. Просто у него неожиданно отнялась речь и начало медленно уходить сознание. Бейлис пытался ухватиться за него, удержать, говорил что-то, но собственной речи не слышал, вместо внятных, связанных между собою слов раздавалось зажатое, словно из него уходили последние силы: «Хы-ы-ы…» Одновременно он продолжал держать около уха трубку мобильного телефона и, хрипя надсаженно, страшно, дышал, хлопая ртом, пытаясь захватить губами хотя бы немного воздуха, но воздуха почему-то не было, он весь словно был высосан из этого большого кабинета.

— Хы-ы-ы-ы!

В следующее мгновение мобильный аппарат выпал у него из ослабшей руки, шлепнулся на пол, заскользил по навощенному дорогому ламинату в сторону.

Рот Бейлиса безвольно обвис, из уголков губ, с обеих сторон, выплеснулась слюна, и двумя длинными клейкими струйками потекла вниз, на брюки.

Некоторое время Бейлис пытался удержаться в кресле, вяло шевелил пальцами, ему казалось, что он ощупывает ими пространство, старается найти твердый предмет, угол стола, спинку кресла, стул, чтобы опереться, но рука его безвольно лежала на столе, как некий посторонний придаток, лишь пальцы слабо подрагивали, дрожь с каждым мгновением угасала, было понятно, что сейчас она угаснет совсем. Через минуту Бейлис ткнулся лбом в стол, расшвыряв во все стороны нарядные мобильные аппараты.