Однако ничего не происходило.
«Я вернулась домой, наевшись ядовитых ягод, а мама вела себя так, будто ничего не случилось, – вспоминала она впоследствии. – Было уже за полночь, но она даже не взглянула на меня. Она знала, что я вернусь. То, что я съела те ягоды, было как крик о помощи, но она не обратила на него внимания».
Рвота и диарея мучили Сэми больше недели. Если она надеялась привлечь внимание матери своей болезнью, ей это не удалось.
В середине сентября 1996 года, спустя больше двух лет после исчезновения Кэти Лорено, Шелли подала заявление на должность помощника учителя в школьное управление Саут-Бенд. Несмотря на ужасающее состояние финансов семьи Нотек, она настаивала на том, что все это время работала независимым консультантом по налогам, но теперь собиралась вернуться к своему призванию – обучению детей.
«Бо́льшую часть своей жизни я занималась воспитанием собственных детей, помогала им с домашними заданиями, с их школьной деятельностью, участвовала в родительских мероприятиях и время от времени даже выручала их товарищей».
Она считала, что обладает необходимым «терпением», чтобы работать с детьми с особыми потребностями.
Глава тридцать девятая
Пока Никки целыми днями возилась на ферме, не имея возможности зайти в дом, две младшие сестры Нотек ходили в школу и вели обычную детскую жизнь. Тори всегда была довольно спокойной девочкой; она не видела, как их мать издевалась над Кэти, и не подвергалась тем же наказаниям, что Никки и Шейн. Сэми пользовалась в школе огромной популярностью благодаря своему чувству юмора, с помощью которого маскировала от друзей подробности их жизни с матерью. Она не плакала над своими бедами, а смеялась над ними. Друзья знали, что ее мать – настоящий тиран, что она устанавливает в доме разные бессмысленные правила и придумывает наказания, какие другим родителям и не снились. По этой причине они обычно проявляли настойчивость: если друзья приезжали за Сэми, и дверь им никто не открывал, они просто ждали. Друзья Никки вели себя по-другому: узнав, что ее нет дома или она занята, они решали, что она просто передумала. Приятели Сэми были в курсе, что их мать сумасшедшая и что она держит Сэми под замком.
Поэтому они стучали.
И ждали.
Сколько потребуется.
Иногда могли прокатиться в «Макдоналдс» в Реймонде, потом вернуться и еще подождать. Подростки знали, что Шелли надо переупрямить и рассердить, и у них это получалось.
– Иди! Давай, убирайся отсюда! – кричала Шелли, наконец устав от постоянного стука в дверь и силуэтов, мелькающих за окнами, – все это отвлекало ее от просмотра очередного телешоу.
Сэми знала, как вести себя с матерью. Знала, что для Шелли важно, чтобы ее считали безупречной. Поэтому она выходила на террасу и рассказывала друзьям какую-нибудь выдуманную историю.
– Моя мама не знала, что вы тут, – лгала Сэми. – Она только сейчас услышала стук.
А потом последняя, самая большая ложь.
– Она очень сожалеет.
Но Шелли вовсе не сожалела. Уж точно не тогда, когда речь шла о чьих-то чувствах. Девочки не раз видели, как она проливала слезы над мертвыми животными, но никогда – над живыми людьми.