Наконец она заговорила. Для этого потребовалось собрать в кулак все свое мужество, но ей было приятно. Даже очень.

– Я не могу пойти на работу! Посмотрите на меня! Мне же не в чем ходить! И я никуда не могу доехать!

«Я стала кричать на них, – вспоминала Никки тот редкий случай, когда попыталась обороняться, – и мать тут же сделала невинный вид и заявила: «Тебе надо было просто попросить у меня машину! Я и понятия не имела, что в дело в этом».

Никки становилась жестче. Ее решимость крепла с каждым днем. Однажды, когда она отказалась выполнять какое-то поручение, мать бросилась за ней по двору. Никки добежала до курятника и попыталась запереться там, но Шелли ее опередила.

«У моей мамы адреналин бушевал в крови, как у нападающего в американском футболе, и сил было столько же, – говорила Никки позднее. – Но я уже ее не боялась».

Шелли с криками набросилась на дочь и попыталась схватить ее за волосы, но Никки сопротивлялась. Мать упала на землю. Она выглядела потрясенной. Явно была в шоке. Никто никогда не давал ей отпор.

«Я почти такого же роста, как ты, – думала Никки. – Ты больше не будешь так со мной обращаться».

– Пошла ты, мама! Не вздумай больше и пальцем меня тронуть!

Никки выбежала из сарая. Шелли вскочила и бросилась за ней.

Обогнув дом, Никки увидела Сэми.

– Я только что послала нашу мать! – выкрикнула она на бегу и через задние ворота кинулась в лес, где и провела следующую ночь.

Это было здорово. Страшно. Но здорово.

Через несколько дней после той потасовки в курятнике Шелли решила поговорить с Никки. Лицо у нее было озабоченное. А голос на удивление спокойный, даже печальный.

– Сэми не хочет, чтобы ты тут жила, – сказала она с напускной досадой, – раз ты позволяешь себе драться с матерью. Мы отправляем тебя к тете Триш.

Новость была крайне неожиданной. Никки не могла понять, что за этим стоит. Триш, сестру Дэйва, она видела всего пару раз в жизни. Та жила в четырех часах езды от них, в городке Хоуп в Британской Колумбии, в резервации. Шелли выдала дочери кое-какую одежду, пятьдесят долларов наличными и отвезла на автовокзал Грейхаунд в Олимпии.

Всю дорогу мать говорила с ней ласковым, заботливым тоном. Она будет скучать по Никки, но это для ее же блага.

– На десять дней, – сказала она. – А потом вернешься домой, договорились?

Никки, хоть ей уже исполнилось двадцать, раньше никуда не ездила одна. Она волновалась насчет предстоящей поездки и понимала, что пятьдесят долларов – это очень немного.

Однако пребывание у тети Триш в Хоуп стало одним из лучших событий в ее жизни за последние годы.

– Дома у нас всякое происходит, – рассказывала Никки тетке, тщательно выбирая слова. Ей хотелось с кем-то поделиться, но страшно было открывать подробности, из-за которых мог разгореться скандал.

– Пожалуйста, не отсылай меня обратно.

Десять дней превратились в две недели, потом в несколько месяцев. Триш убирала в церквях и жилых домах; она устроила Никки на работу своей помощницей. По выходным тетка учила ее чинить рыбацкие сети. Никки была не против работы. Она наслаждалась ею. Никто на нее не кричал. Никто не говорил, что от нее нет никакого толку.