Кэти отказывалась принимать от детей какую-либо помощь. Знала, что если они попытаются ей помочь – спасти ее, – то станут следующими жертвами их матери и отца.

– Я бы хотела, чтобы вы могли спасти меня, – сказала она как-то раз. – Но вы не можете, я знаю.

Дело было не в том, что Кэти приносила себя в жертву ради них, и Никки это знала. Просто она решила, что ситуация безвыходная. По крайней мере, для нее.

«Меня очень раздражало, когда Кэти что-то нам приказывала, – говорила Никки годы спустя. – Временами я очень на нее злилась. Для нас, детей, она была как заноза в заднице. Мама дала ей всю власть, чтобы она чувствовала себя важной, незаменимой. Какой подросток захочет, чтобы чужой человек командовал им? Но в то же время я видела, какова она на самом деле. Кэти была по-настоящему хорошим человеком».

Хотя у Нотеков были деньги, чтобы поехать на каникулы куда-нибудь еще, они всегда выбирали поездку с палатками по штату Вашингтон. Дэйв вырос в его густых вечнозеленых лесах и на каменистых побережьях округа Пасифик. Шелли тоже. Леса в округе Пасифик и в соседнем Грейс-Харбор были темные, суровые, всех оттенков серого, но и в их неярких цветах было свое очарование. Они складывали в грузовик раскладные стулья, сумки-холодильники, палатку и катили в свои любимые места в Вестпорте.

Когда в коричневую «Тойоту» Нотеков усаживались Дэйв, Шелли, Шейн и девочки, для Кэти не оставалось места, и она обычно ездила в кузове. Даже если ей и было куда сесть, Кэти все равно отправляли в кузов, потому что так хотели Шелли и Дэйв. Как ни странно, она не возражала.

«Я не помню, чтобы она сопротивлялась, – говорила Сэми позднее. – Или чтобы жаловалась. Просто мама командовала: «Все, мы уезжаем. Кэти, лезь в кузов».

За год с того момента, как Кэти переехала к ним, она скатилась в семье до положения бесплатной прислуги. Ее брали с собой на каникулы, но не для того, чтобы она развлекалась. Кэти всегда находилась в стороне, если дети жарили на костре зефир или сосиски для хот-догов. Не сидела с Шелли и Дэйвом за кофе по утрам или вечером с бутылкой пива. Она таскала сумки. Устанавливала палатку.

«Ей просто говорили: «Кэти, подай это» или «Кэти, сделай то». Она делала все, что мама велела, но не была частью общей компании, – вспоминала Сэми. – Самое удивительное, что в то время я не видела в этом ничего странного. Мы, конечно, были детьми. Но нам казалось, что все так, как и должно быть».

Вместо того чтобы спать в палатке вместе с остальными, первую ночь на природе Кэти провела под машиной.

На следующий вечер Шелли придумала, как ее устроить.

«Я думаю, будет здорово, если ты станешь спать в кузове, Кэти!» – вспоминала Никки слова матери, которая помогла подруге забраться в кузов, а потом наполовину прикрыла его крышкой.

«Помню, как мать смеялась тогда, – рассказывала Никки. – На следующее утро Кэти проснулась и выпала из кузова. Свалилась прямо на землю».

Шелли была крайне ленива. Это понимали все, исключая разве что Кэти. Она могла накапливать горы посуды вокруг дивана, на котором любила валяться. Иногда пища присыхала к тарелкам настолько, что они склеивались вместе. Горы грязного белья высотой с Эверест громоздились по дому до тех пор, пока не выяснялось, что семье нечего носить.