Останавливаться и говорить с хозяйкой Сандра не стала.

«Я не хотела вступать в конфронтацию с Шелли», – признавала она.

Если бы Сандра остановилась, то могла бы увидеть то, что Шелли скрывает.

Сэми тоже очень тревожили перемены, происходившие с Роном. Она спросила у матери про его потерю веса.

– С Роном все в порядке?

Шелли тут же перешла в оборонительную позицию.

– Что ты имеешь в виду?

– Он не заболел?

– Нет.

– Просто он очень похудел. Вот и все.

– Ему надо было похудеть, Сэми. Он был толстый. А сейчас питается здоровой пищей. Никакого пищевого мусора. Да он в лучшей форме, чем был когда-либо. У него мышцы – а раньше не было.

Ее мать упирала на то, что работа на ферме помогает Рону держаться в тонусе.

– Ему нравится работать на улице, – говорила она.

Потом Шелли обрезала Рону волосы, в том числе его любимый хвост на затылке. Сэми подошла к нему во дворе и, убедившись, что мать не слышит, спросила, все ли с ним в порядке.

– Мне так больше нравится, – сказал он. – Без волос удобнее.

Она спросила и о проблемах с зубами: похоже, у него остался всего один целый зуб во всем рту.

– Ну остальные все равно были вставные, – махнул он рукой. – Я жду, когда мне изготовят протез, Сэми.

Естественно, никакого протеза не было. Когда зубы у Рона начали выпадать, Тори как-то спросила Шелли, не надо ли им отвезти его к стоматологу.

– Ему нужно вставить зубы, мама, – сказала она.

Шелли только пожала плечами.

– Ему нельзя к стоматологу, потому что у полиции ордер на его арест. Никто не станет его лечить. К тому же, – добавила она, – протезы стоят слишком дорого.

В последний раз Никки виделась с матерью в ресторане «Оливковая роща» в Олимпии, в 2002 году, после смерти Мака. Никки сомневалась, стоит ли им встречаться, но решила, что ничего не теряет. Может, все как-то наладится? Сэми продолжала сообщать сестре, что с Тори все в порядке.

«Она говорит, что мама по-прежнему странная, но с ней обращается хорошо. Не так, как с нами».

Шелли принарядилась для такого случая и выглядела очень хорошо. Но Никки сразу же стало ясно, что все это – только камуфляж.

Ее мать осталась точно такой же, какой была.

«Она нагрубила официантке, – рассказывала Никки. – Обозвала ее и отправила свое блюдо на кухню. Помню, я думала: Мне все это не нужно. Я не хочу в этом участвовать. Встретиться с ней было огромной ошибкой».

Никки ничего не рассказала Шелли о своей жизни. И ушла из ресторана, даже не доев десерт. «После этого мы с ней больше не виделись».

Тори Нотек старалась держаться мужественно. Ни слова не говорила сестрам о том, что творится у них дома. Не потому, что не хотела, чтобы мать привлекли к ответу, а потому, что боялась будить спящего тигра.

С учетом того, что ей приходилось видеть, Тори представляла, что мать может сделать с ней. И считала, что сама отчасти виновата.

Вот что она писала в дневнике, обращаясь к матери:

«Я знаю, что иногда может показаться, будто я тебя не понимаю или не хочу понимать, но это не так. Совсем не так. Я всегда могу тебя понять и всегда хочу. Мне ужасно жаль, что я так разочаровываю вас с папой. Я знаю, это моя вина»