– Это Ирак? – спросила Джанетт. – Вероятно, в ближайший оазис.

– Нет, он умер от теплового удара. Лежит там, где его не видно, с выпученными глазами и кожей черной, как шляпа-цилиндр. – Она не улыбалась. Энджел была наркоманкой крутого замеса, из тех, кто жует кору и использует первач вместо святой воды. Посадили ее за разбойное нападение, но Джанетт догадывалась, что за Энджел числятся едва ли не все категории преступлений. Ее лицо было похоже на череп, обтянутый кожей; казалось, им можно разбить мостовую. За время пребывания в Дулинге она часто гостила в крыле В. А в крыле В камеру разрешалось покидать только на два часа в сутки. Крыло В предназначалось для плохих девочек.

– Не думаю, что кожа станет черной, даже если ты умрешь от теплового удара в Ираке, – возразила Джанетт. Возможно, не соглашаться с Энджел – ошибка, даже в шутку, потому что у нее были, как нравилось говорить доктору Норкроссу, «проблемы с контролем гнева», но в это утро Джанетт хотелось рискнуть.

– Я о том, что это чушь, – сказала Энджел. – Вызов – просто прожить каждый гребаный день, как ты, вероятно, прекрасно знаешь.

– И кто, по-твоему, его повесил? Доктор Норкросс?

Энджел фыркнула.

– У Норкросса куда больше здравого смысла. Это начальник Коутс. Джейни-и-и-и-ис. Вот кто двумя руками за мотивацию. Видела плакат в ее кабинете?

Джанетт видела: антиквариат, но паршивый. На плакате был котенок, повисший на суку. Держись, мол, крошка, держись. Однако большинство здешних котят уже свалились с веток. А некоторые успели покинуть лес.

Теперь на экране показывали фото сбежавшего преступника.

– Вот это чувак, – прокомментировала Энджел. – Как после этого верить тому, что «черный значит прекрасный»?

Джанетт промолчала. На самом деле ей до сих пор нравились мужчины со злыми глазами. Она разбиралась с доктором Норкроссом, как и почему дошла до жизни такой, но ее по-прежнему тянуло к парням, которые выглядели так, словно в любой момент могли огреть тебя металлическим прутом по голой спине, пока ты стояла под душем.

– Макдэвид – в одной из наблюдательных камер Норкросса в крыле А, – добавила Энджел.

– С чего ты взяла?

Джанетт очень нравилась Китти Макдэвид: умная и темпераментная. Ходили слухи, что на свободе Китти водила компанию с крутыми парнями, но настоящей злобы в ней не чувствовалось, разве что по отношению к собственной персоне. Когда-то в прошлом она целенаправленно резала себя: у нее были шрамы на груди, боках, бедрах. Временами она впадала в депрессию, хотя таблетки Норкросса ей помогали.

– Если хочешь знать все новости, нужно приходить сюда пораньше. Услышала от нее. – Энджел указала на Мору Данбартон, пожилую бесконвойную, отбывавшую пожизненный срок. Мора очень аккуратно выкладывала на столы журналы из своей тележки. Седые волосы Моры дыбом стояли на голове, словно паутинная корона. На ногах были толстые компрессионные колготки цвета сахарной ваты.

– Мора! – позвала Джанетт, но тихо. Крики в комнате отдыха были строго verboten[7]. Исключение делалось только для детей в дни посещений и для заключенных на ежемесячных вечеринках. – Подойди сюда, подруга!