Как отреагировали на это государственный обвинитель и высокий суд? «Я считаю, — сказал Р. А. Руденко, — что большинство ходатайств, заявленных подсудимым Абакумовым (почему только одним? — К. С.), несостоятельны и удовлетворению не подлежат». Совещаясь на месте, суд, покорно шедший на поводу у государственного обвинителя, определил: «Вопрос о заявленных ходатайствах решить в ходе судебного следствия», — а потом преспокойно забыл о вынесенном определении.
Работу Руденко на этом процессе, мягко говоря, не назовешь ювелирной. Проиллюстрирую свой вывод на примере того, как Руденко допрашивал подсудимого Комарова:
«Руденко: Чем вы руководствовались, когда проводили следствие по так называемому «ленинградскому делу?»
Комаров: Было постановление ЦК партии о Вознесенском.
Руденко: Неправда, Комаров! Было постановление ЦК об освобождении от должности, но не о привлечении его к уголовной ответственности».
Кто же в данном случае говорил неправду — подсудимый или Генеральный прокурор СССР?
Оба они, равно как и судьи, знали из материалов дела Вознесенского, что в начале сентября 1949 года председатель КПК при ЦК ВКП(б) Шкирятов внес предложения исключить Вознесенского из членов ЦК и привлечь его к судебной ответственности за утрату служебных документов, что 11 сентября 1949 года Политбюро приняло решение вынести оба эти предложения на Пленум ЦК ВКП(б) и что днем позже Пленум утвердил их. Для чего же Руденко солгал? И почему председательствовавший на процессе генерал Зейдин не вмешался, чтобы внести ясность?
Вот еще одна выдержка из стенограммы:
«Руденко: Как можно квалифицировать действия лиц, которые арестовывают советских граждан без достаточных к тому оснований, путем избиений добиваются у них вымышленных признаний в несовершенных ими преступлениях, а затем всеми силами стремятся, чтобы эти вымышленные показания были подтверждены в суде, и, таким образом, добиваются осуждения ни в чем неповинных советских граждан?
Комаров: Этого я не делал.
Руденко: Отвечайте на прямо поставленный вопрос.
Комаров: Такое действие является антисоветским. Лица, которые совершают эти действия, поступают изменнически по отношению к своей Родине».
Но в том–то и дело, что подсудимый не обязан давать квалификацию чьим–то действиям, в том числе и собственным. Это прерогатива других участников уголовного процесса, в первую очередь судей. Приходило ли в голову Руденко, что и вопрос, который он задал Комарову, и ответ Комарова имеют непосредственное отношение к нему самому? Ведь Руденко знал, — подсудимые говорили об этом открыто — что следствие велось с применением пыток и что обвинение в значительной мере строилось на выбитых из них, вымышленных признаниях. Однако, невзирая на это, Руденко проводил допросы в жестких, прессинговых формах, отметая все, что свидетельствовало бы в пользу подсудимых.
Далее Комаров показал: «В Ленинград (на процесс Кузнецова, Вознесенского и др. — К. С.) поехал я и еще десять следователей… Перед отъездом в Ленинград Абакумов меня строго предупредил, чтобы на суде не было упомянуто имя Жданова. «Головой отвечаешь» — сказал он».