Представители старшего поколения, по–видимому, одинаково ответят на первую часть вопроса: Никита Сергеевич Хрущев. Что же до второй части, то здесь начнется разноголосица, вызванная тем, что в нашем изрядно политизированном обществе отношение и к Сталину, и к Хрущеву неоднозначное. Поэтому, не вдаваясь в оценку тех или иных точек зрения, позволю себе высказать собственную — клеймя Сталина,

Хрущев не столько восстанавливал попранную справедливость, сколько выводил из–под критики саму систему тоталитарной власти, порождавшую беззакония, и в достаточно ясной форме давал понять всем и каждому, что отныне и присно и во веки веков Коммунистическая партия и Советское государство ничего подобного не допустят. Добавлю, что Хрущев знал, кому говорил — нет на земле другого народа, который бы с такой поразительной готовностью внимал невежественному краснобайству, выдавал желаемое за действительное и с праведным гневом ополчался на тех, кто обнаруживал эдакое, знаете ли, еретическое инакомыслие. Да и сам термин «культ личности Сталина» в осуждающей тональности звучал у Хрущева прежде всего потому, что это был культ не его, Хрущева, а другой личности — той, перед которой он двадцать лет раболепствовал и скоморошничал. Когда же, устранив конкурентов, Хрущев воцарился в Кремле, говорить о культе личности перестали. Между тем беззакония и, в частности, внесудебные преследования людей продолжались вопреки хрущевским заверениям.

Жена Абакумова вместе с сыном, который в тюрьме научился ходить и говорить, провела за решеткой 2 года 8 месяцев и вышла на свободу

9 марта 1954 года — следственное дело прекратили за отсутствием в ее действиях состава преступления. Она не претендовала ни на жилплощадь, ни на материальную компенсацию, а просила лишь вернуть ей детскую металлическую кроватку с матрасом и ее носильные вещи, в чем ей отказали. Десять месяцев ее не трогали, а 26 января 1955 года вызвали в милицию, чтобы отобрать паспорт и выдать взамен другой — без права проживания в Москве. И сколько она ни писала Хрущеву, что пострадала, не будучи в чем- либо виноватой, что на новом месте жительства не может найти работу и хоть какой–нибудь угол, а у нее на иждивении четырехлетний сын и нетрудоспособная мать, все было без толку. О их жизни в ту пору я узнал от сына Абакумова, в чьей памяти запечатлелась такая картина: полутемная, продуваемая сквозняком мастерская, посредине длинный дощатый стол, утыканный крупными гвоздями, за столом женщины с каменными лицами молча вяжут авоськи из веревок, среди них его мать, а он, мальчуган, которому некуда было деться, жмется к ее ногам…

Два года спустя власть предержащие вняли мольбам жены Абакумова и разрешили ей вернуться в Москву, после чего она уже не обременяла «нашего Никиту Сергеевича» докучливыми просьбами и сравнительно молодой умерла от опухоли мозга.

Родственники остальных обвиняемых в августе 1954 года, то есть еще до суда над их мужьями, отцами и сыновьями, были высланы из Москвы с запрещением проживать в режимных городах. В марте 1958 года им разрешили свободное проживание по всей территории СССР, за исключением Москвы, и лишь в декабре 1959 года полностью сняли паспортные ограничения. Среди высланных была жена полковника Комарова, вступившая с ним в брак за одиннадцать дней до его ареста.