Я хотел увидеть ее соски. Дернул шнуровку сильнее и обнажил девчонку до пояса, ощущая, как она вся затряслась в моих руках, и я затрясся вместе с ней. Потому что, да, белая. Невероятно алебастрово-белая. И соски у нее светло-розовые, какие-то крошечно-карамельные. От одного их вида член уперся в ширинку и запульсировал до боли. Красивая. Вся она фарфорово-красивая. Обхватил грудь ладонью и застонал, потирая сосок указательным и большим пальцем.

Когда я буду трахать ее в рот, я кончу на эти соски, потираясь о них головкой члена.

— Лайнчим…, — прошептал и посмотрел на ее лицо. Зажмурилась, трясется, и по щекам катятся слезы. Твою ж гребаную мать!

— Открой глаза и посмотри на меня!

Провел ладонью по ее щеке, вытирая слезу.

— Посмотри мне в глаза, Лайнчим…в глаза. СЕЙЧАС!

А он всё продолжается, не собираясь хотя бы притормозить, дать времени на передышку. Этот кошмарный сон. Но я вижу его словно со стороны. Я словно существую здесь сквозь какую-то пелену, какую-то ткань слышу его слова, ощущаю его прикосновения. Прикосновения…то, что я ненавижу больше жизни. Особенно от чужих людей. Они обжигают. Прямо сейчас. Если я опущу вниз свое лицо, я увижу ожоги там, где он касается? Точнее, где сжимает мою грудь? ТАК меня не трогал никто и никогда. Те ублюдки…они были слишком грубы, они намеренно и со всей силы сжимали мою плоть, громко смеясь от вида расползавшихся на коже синяков. А он…меня просто дёргает, когда он накрывает своей огромной ладонью мою грудь. Это больно, но по-другому. Эта боль, она не физическая. Это та, которой накрыло с головой, та, что просочилась изнутри, из глубины самых страшных моих воспоминаний.

Зачем ему смотреть в мои глаза? Не хочу…

— Нет…

Мотая головой, не в силах разлепить веки, из-под которых обжигающими струями вытекают слёзы. Голая. Почти голая. И мне холодно. Мне должно быть холодно в этой комнате почти голой. Но я горю. От страха. И от его прикосновений. От этого диссонанса. Чёртового контраста, когда этот ублюдок бесцеремонно сдёргивает с меня одежду и в то же время таааааак осторожно вытирает слезы.

— Не хочу. Не буду. Нет!

Чувствуя, как начинает накрывать. Всё же накрывать. Ею. Той самой истерикой, что застревала в горле. Она вырвется. Но нельзя. Он же сказал, что мне надо выбрать. Я должна сдержаться, если не могу ничего другого. Только до крови впиваться в собственные ладони ногтями.

Я трахал девственниц и до нее. Можно сказать, что у меня было до хрена девственниц.

Но они не боялись так, как она, их не трясло, как ее, от неподдельного ужаса. Как будто я больной на всю голову урод и сейчас буду сдирать с нее кожу живьем. Схватил ее за шею и привлек к себе.

— Хорошо…не смотри. Чувствуй. Сегодня ты станешь женщиной, Лайнчим. Моей женщиной. А не собакой…

Хотя….какая-то часть меня горит одержимым желанием сделать тебя своей шавкой. Наклонился к ее губам и провел по ним языком. Медленно обрисовывая контуры и пытаясь раскрыть ее рот. Маленькие девственницы любят поцелуи и ласки.

— Открой рот, впусти мой язык. Я хочу, чтобы ты впустила мой язык.