— Отказались от проверок, — подмигнул ему Горн. — Слишком многих приходилось отсеивать.

— Неуместные шуточки, — нахмурился Фома Альфа, — к тому же еретичеством попахивают…

— Постоянно, — угрюмо добавил Инститор, — кощунствуете. Как с той вашей крысой.

— Довольно, довольно, — жестом успокоил его Коппирниг. — Вернемся к Малахии. Так кто будет очередным папой?

— Я проверял и знаю, — Фома Альфа гордо осмотрелся, — что принимать во внимание можно лишь одного из кардиналов. Габриеля Кондульмера, бывшего сиенского епископа. А у Сиены в гербе, учтите, волчица. Этого Кондульмера, попомните мои и Малахии слова, изберет конклав после папы Мартина, дай ему Боже как можно более долгий понтификат.

— Что-то не верится, — покрутил головой Горн. — Есть более верные кандидаты, такие, о которых знают, которые делают блестящую карьеру. Альберт Бранда Кастильоне и Джордано Орсини, оба члены коллегии. Или Ян Сервантес, кардинал у Святого Петра в Оковах. Или хотя бы Бартоломео Капри, архиепископ Милана…

— Папский камерлинг[436] Ян Паломар, — добавил Шарлей. — Эгидий Чарлиер, декан в Камбрэ, кардинал Хуан де Торквемада, Ян Стойковиц из Рагузы, наконец. Мне думается, у Кондульмера, о котором, если быть честным, я вообще не слышал, очень малые шансы.

— Малахиево пророчество, — пресек дискуссию Фома Альфа, — непогрешимо.

— Чего нельзя сказать о его интерпретаторах, — возразил Шарлей.

Крыса обнюхивала миску Шарлея. Рейневан с трудом приподнялся, оперся спиной о стену.

— Эх, господа, господа, — проговорил он, отирая пот со лба и сдерживая кашель. — Сидите в Башне, в темном заточении. Неизвестно, что будет завтра. Может, поволокут нас на муки и смерть? А вы спорите о папе, который взойдет на престол только через шесть лет…

— А откуда вы знаете, — захлебнулся слюной Фома Альфа, — что через шесть?

— Не знаю. Так у меня как-то вырвалось.

В вигилию[437] святого Мартина, десятого ноября, когда Рейневан уже совершенно выздоровел, сочли излечившимися и освободили Исайю и Нормального. Предварительно их несколько раз отводили на исследования. Неизвестно, кто их проводил, но кто бы это ни был, он, видимо, решил, что непрекращающаяся мастурбация и общение исключительно при помощи цитат из книги пророка ничего не доказывают и ничего отрицательного о психическом состоянии не говорят. В конце концов, цитировать книгу Исайи доводилось и папе, да и мастурбация тоже дело вполне человеческое. У Миколая Коппирнига об этой материи было иное мнение…

— Подготавливают территорию, — угрюмо заметил он, — для инквизитора. Убирают психов и ненормальных, чтобы инквизитору не пришлось тратить на них времени. Оставляют одни сливки. То есть нас.

— Мне, — поддакнул Урбан Горн, — тоже так сдается.

К разговору прислушивался Циркулос. И вскоре переселился на другое место. Собрал в охапку солому и прошлепал, настоящий лысый пеликан, к противоположной стене, где в отдалении свил себе новое гнездо. Стена и пол мгновенно покрылись иероглифами и идеограммами. Преимущественно знаками зодиака, пентаграммами и гексаграммами, не было недостатка в спиралях и тетраксисах, повторялись исходные литеры: алеф, мем и шин. И, конечно же, было что-то вроде древа сефирот, а также различные другие символы и знаки.