Пушкин, критически посмотрев на лежащего коллегу, крякнул и бодро вскочил на спину коня, утвердившись за американцем. Удерживая одной рукой Эдгара Аллана По, а другой — гриву коня, мягко ударил каблуками в бока лошади, и та довольно резво поскакала по ночной улице. Эдгар болтался, словно куль с мукой, в живот ему впились какие-то жесткие выпуклости, а Пушкин лишь хохотал. А следом за ними бежал извозчик и что-то кричал, размахивая руками.
Записей два дня не вел.
Когда я перебрался в Санкт-Петербург, то почему-то считал, что все мне будут здесь рады. Казалось, что я смогу прокормиться литературным трудом — как же, еще в Нежине мною была написана поэма "Ганс Кюхельгарден". Сегодня, вспоминая строки из поэмы, я улыбаюсь.
Наивные строки, но в те далекие времена они казались гениальными! Кроме того, я желал поступить в актеры Императорского театра. И наконец, я желал показать свою поэму Пушкину, чтобы один великий поэт отметил гениальность другого поэта! А уж такая мелочь, как собственный дом, карета, лакей в богатой ливрее, — все это свалится на меня в одночасье.
Но сразу же начались разочарования. Поэма, изданная за собственный кошт, была жестоко раскритикована, а Пушкин, к которому я притащил опус, меня не принял — слуга сообщил, что барин почивает. Я думал, что Александр Сергеевич творил всю ночь, а он-то, оказывается, всю ночь играл в карты! В актеры меня не приняли, пришлось поступать в чиновники.
Повторное знакомство с Пушкиным состоялось лишь через год. Я в ту пору слегка поумнел, перестал считать себя исключительным гением — выкупил и сжег несчастного "Ганса Кюхельгардена", успел побывать за границей. Благодаря встречам с Пушкиным мне посчастливилось познакомиться с великим американцем — Эдгаром Алланом По.
Несмотря на краткое время знакомства — мы встречались с ним два, от силы — три раза, я составил о нем самое четкое и яркое впечатление. Если говорить о внешности По, то не могу забыть странную живость на его лице — живость мертвеца, восставшего из могилы. Воображение юноши было чутким настолько, что даже со стороны улавливались его обнаженные нервы! Иногда он изрекал нечто, напоминавшее не то гениальное суждение, не то бред, облекавшийся в образы. Несомненно, в его ушах постоянно слышался голос, называющий его по имени, который объясняют тем, что душа призывает его, и после которого следует неминуемо смерть.
Мне кажется, вышеупомянутого абзаца вполне достаточно, чтобы прослыть старинным знакомцем американского поэта и привести в восторг всех его почитателей и биографов. Теперь же позвольте открыть вам "страшную" тайну: я ничего не могу сказать об Эдгаре По. Я не помню, во что он был одет, о чем говорил и говорил ли вообще. Очень часто, как говорят — постфактум, вспоминая великих людей, ушедших от нас, мы начинаем приписывать им те свойства, о которых в ту пору и не догадывались, присочиняем какие-то вещие слова, оригинальные поступки. Но я не могу припомнить ни одной фразы, сказанной По (тем более, что говорил он по-французски), а сочинять за него нет ни какого желания. Ну, посудите сами — до американца ли мне было, если хватало собственных забот?