— Однажды я умудрился проиграть свою рукопись, — сообщил Александр.

Эдгар открыл рот, чтобы поинтересоваться — какой дурак станет принимать ставку в виде бумажных листов, испачканных чернилами, но вовремя прикусил язык, вспомнив, что Пушкин, в отличие от него самого, известный и, стало быть, печатающийся поэт, чьи стихи на бумаге должны что-то стоить.

— Я проиграл две с половиной тысячи долларов, — сообщил По со скромной гордостью. — Мой опекун был вынужден заплатить за меня долги, но университет пришлось оставить.

— Это хорошо, — кивнул Пушкин, разливая водку.

— Что хорошо? — не понял Эдгар. — Хорошо, что пришлось оставить университет?

— Хорошо, что есть человек, оплачивающий ваши карточные долги, — хмыкнул Александр.

Что было дальше, Эдгар Аллан По помнил смутно. Кажется, он вообще выпал из времени и действия. (А ведь говорили умные люди, что пить ему нельзя!) Когда же пришел в себя, то увидел, что яств и напитков, равно как и людей, прибавилось — за их столиком сидит уже и благообразный сосед, а рядом умостился длинноносый юнец, смотревший на Пушкина глазами влюбленной девственницы. Кажется, юнца звали не то Мик, не то Ник. Ну, или как-то так.

— Эдгар, почему ты ничего не ешь? — заботливо поинтересовался Александр, словно бы не заметив состояния юноши. А может, и на самом деле не заметив, увлекшись разговором.

Есть По совершенно не хотелось, а пить — тем более. Кажется, еще чуть-чуть — и он просто свалится под стол. Между тем благообразный что-то спросил у Пушкина, и тот перевел:

— Господин Тимохин — кстати, он приват-доцент Императорского университета, интересуется, как зовут вашего батюшку.

— Как зовут моего батюшку? — не понял Эдвард. — А зачем ему это?

В разговор вмешался благообразный.

— Вы заметили, что в России принято именоваться по отчеству? Скажем, меня Валерий Борисович. А господина Пушкина — Александр Сергеевич, что означает — сын Сергея. А нашего юного друга — Николай Васильевич.

— Имя моего отца было Дэйвид, — пожал Эдвард плечами. К отцу он трепетных чувств не питал, да и питать не мог, но скрывать его имя тоже не счел нужным.

— Вы, стало быть, будете Эдуардом Давидовичем, — констатировал Валерий Борисович.

— Это как у шотландцев, — догадался По. — Мак-Фергюссон, Мак-Магон?

— А у хозяина здешнего кабака фамилия Макагоненко, — сообщил Валерий Борисович.

— Хозяин — шотландец? — заинтересовался По. — Мак-Магон — сын орла.

Пушкин и Тимохин дружно расхохотались.

— Макогоненко означает, что он гонит — то есть выжимает, масло из мака, — объяснил Александр.

Внезапно Эдгару стало страшно. Он слушал своих собеседников — приват-доцента, Александра и этого долгоносого юнца, и понимал их разговор… Неужели он выучил русский язык за две недели? Разумеется, он гений, но выучить такой сложный язык за столь короткое время невозможно. Эдгар вспомнил своего предшественника на должности сержант-майора Армии Северо-Американских Соединенных Штатов — старого пьяницу Темпла, допившегося до того, что начал разговаривать с летучими мышами… Может, он тоже?..

— Александр, — робко поинтересовался юноша, — а на каком языке говорят с нами мистер приват-доцент и молодой человек?