«Эх, жаль я не врач, – подумалось ему, – в две секунды пресек бы этот бардак».

– Сейчас к вам поднимут двух бабушек! – кричал травматолог в телефон. – У одной бабушки подозрение на перелом позвоночника, ей нужен щит!

– А второй бабушке – меч, – вполголоса заметил Нейман, и как-то сразу всех успокоил.

Травматолог составил план диагностики, выделил первоочередные мероприятия, реаниматолог соизволил принять одного непонятного больного до выяснения обстоятельств, и даже Холмогоров взял пациента с резаной раной головы. Получив четкие инструкции, бодро заработали и сестры. Паники не случилось.

С тех пор его стали звать в приемное отделение, если случалась нештатная ситуация: массовое поступление, буйный больной, драка. Нейман сам удивлялся, откуда такая популярность. Наверное, за много лет службы на лодке он насытился особой энергией спокойствия в опасности и теперь автоматически ею делился.

Дора почти на бегу приняла у мужа пакет с ужином:

– Не ждите меня, я на аппендицит, больной на столе… Что за день сегодня такой, ни разу не присела!

– Устала, Досенька? – Глеб придержал ее, обнял прямо в коридоре.

– Да нет… Ты меня знаешь, я лучше три аппендицита подряд сделаю, чем буду лечить всяких истеричек и старушек. Господи, как они надоели… Чуть стрельнет или кольнет, сразу верхом на «скорой» мчатся в приемное на консультацию хирурга. И потом их домой не отправишь: положите в больницу, да и все тут! Начинаешь историю писать, так рука отсохнет, пока все их болячки перечислишь. Так что аппендицит – просто музыкальная пауза по сравнению вот с этим вот. – Дора широко повела рукой, указывая на длинную очередь, состоящую действительно почти целиком из бабушек. – Все, я побежала, а вы зайдите к нам в дежурку, Лорик вам чаю даст.

Нейман удивился: Лариса Анатольевна была сменщицей Доры, значит, сегодня не должна быть на работе. Оказалось, несчастная женщина корпит над отчетом для подтверждения категории, они застали ее среди горы медицинских документов, мучительно считающей в столбик на клочке бумаги.

Увидев их, Лариса обрадовалась, мгновенно убрала журналы и захлопотала насчет чая. Владимир Валентинович знал, что она очень близка с Комиссаровыми, как шутила Дора, тройная ковалентная связь. Жена работает вместе с женой, муж – первый заместитель мужа, и обе семьи живут на одной лестничной клетке. Глеб держался с ней почти как с сестрой.

Нейман устроился на диване и залюбовался ею. Таких женщин скорее можно встретить на старинных дореволюционных фотографиях, чем в жизни. По современным меркам Лариса, наверное, не считалась красавицей, но ее спокойное лицо с правильными немного крупноватыми чертами просто завораживало Владимира Валентиновича. От нее исходило какое-то особенное сияние душевной чистоты и покоя. Нейману почти физически было приятно ее присутствие. Так, наверное, озябшему человеку бывает хорошо погреться возле огня.

Если бы ему предложили угадать профессию Ларисы Анатольевны, до хирурга он никогда бы не додумался. У нее была очень мягкая, даже застенчивая манера общения. Разговаривая, она невольно повышала голос к концу каждой фразы, придавая ей вопросительную интонацию, и улыбалась чуть смущенно. Но, понимал Нейман, застенчивость эта была особая, так ведут себя очень красивые женщины, понимая, что им незачем кричать, чтобы привлечь к себе внимание, или умные люди, стесняющиеся, что им приходится озвучивать очевидные вещи.