Они работали на полторы ставки, соответственно и у Неймана прибавилось дежурств. Он не возражал – все лучше, чем грустить дома, да и к Кристине поближе.

Как не хватало ему их совместной работы! Как он ругал себя, что поддался искушению! Насколько же верны поговорки «От добра добра не ищут» и «Что имеем – не храним, потерявши – плачем».

Если бы у него только хватило духу промолчать! Ведь в тот вечер она доверилась ему! Она рассказала ему то, о чем молчала столько лет, что утаила даже от родителей… Наверное, впервые за семнадцать лет попыталась довериться мужчине. А он ее доверие обманул. Начал приставать под видом утешения – именно так его действия трактовала бы любая адекватная женщина.

Она делилась с ним своей бедой, а он, не дослушав, начал впаривать ей свою.

Теперь она не может чувствовать себя с ним в безопасности, как раньше. Ах, если бы он тогда удержался! Нет, не так! Нельзя было разрешать ей откровенничать, не объяснившись! Он первый должен был открыться, а не слушать ее под лицемерной маской друга.

«Поделом тебе, старый дурак!» – ворчал Нейман, прогуливаясь по больничному садику. Кристина дежурит, вдруг удастся ее повидать как бы случайно…

Он заглянул в приемный покой – погреться, выпить стаканчик чаю, а там, может быть, и Кристина кого-нибудь привезет.

Унылый белый коридор был пуст, если не считать небольшой группки смуглых парней.

Нейман прошел мимо них на пост дежурной сестры. Поздоровался, вытащил из кармана большую шоколадку для девчонок: он очень уважал медсестер из приемного отделения, они ведь как солдаты на передовой. Все сотрудницы были молоденькие, вчерашние студентки, и Владимир Валентинович баловал их на манер доброго дядюшки то конфетками, то фруктами.

– Сейчас пойдем пить чай, – улыбнулась ему Верочка, одна из самых расторопных сестричек. – Только Доре Иосифовне больного передам…

Владимир Валентинович обрадовался. Последнее время он и с Дорой виделся не часто.

Она спустилась, как всегда, веселая и бодрая. Медицинская пижамка так натянута мощной грудью, что, кажется, тонкая ткань лопнет, стоит Доре поглубже вздохнуть.

Он с удивлением и с некоторой ревностью заметил, что Дорина фигура, сохранив монументальность, подтянулась. Результат занятий с Артуром.

– Дора Иосифовна, – отрапортовала Вера, – тут с фурункулом… Таджик, гастрик[3], ни паспорта, ни полиса, конечно, нет. Уже десятый такой за сегодня, откуда только они берутся?

Дора засмеялась:

– Откуда, откуда… На ловлю счастья и чинов заброшен к нам по воле рока! Хотя какие уж тут чины… Проходи, уважаемый, показывай, что у тебя.

Парень зашел, придав лицу настолько глупое и растерянное выражение, насколько это было возможно. Дело известное, гастарбайтеры всегда прикидываются несчастными, ничего не соображающими жертвами мегаполиса в надежде, что врач, гуманист по определению, не сможет обидеть человека со столь скромными умственными способностями.

Владимир Валентинович сочувствовал гастарбайтерам. Без документов, без прав, фактически рабы, они все же вызывали в нем большее уважение, чем некоторые российские граждане, удобно расположившиеся на шеях своих жен и матерей. Кстати, среди подобных тунеядцев больше всего и распространен национализм. Человек труда всегда уважает человека труда, какой бы цвет кожи и разрез глаз тот ни имел.