– Господи! – вскочила, опомнившись, Мери. – Зурико, чем мы занимаемся! У тебя рана воспалена, кровь не останавливается, немедленно сюда эфир…

– Никакого эфира, Мерико, – мягко, но решительно перебил ее Зураб. – Доктор, объясните моим жене и сестре, что эта царапина легко штопается без наркоза. И начинайте с богом.

– Вашим – кому?.. – растерянно переспросил доктор. Но от дверей подтверждающе загалдели раненые:

– Так и есть, ваша милость! Жена! И сестра! Вот ведь чудо, счастье-то какое…

– М-м… что ж, тем лучше, – после недолгой заминки отозвался доктор. – Знаете, в последние годы меня уже трудно удивить, но…

– Чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса… – прошептала Дина.

Она уже была почти спокойна и методично, аккуратно разбирала на столе хирургические инструменты. Мери отошла мыть руки. А врач сердито сказал:

– Вы, господин полковник, отчасти правы, там, в солдатском, – и брюшные, и головные ранения, так что, видимо, вам придется потерпеть. Сестра Дадешкелиани, дайте ему спирта! От этого, надеюсь, вы не откажетесь?

– Никогда! – заверил Зураб.

– Так быстрее же, вот наказание! Дина, Мери Давидовна, я все понимаю, чудеса, волнительность и прочее – но вы обе мне еще нужны сегодня! Не дай бог, опять подвезут обозик-другой! Ни рыданиям, ни молитвам сейчас не время! Родня – прочь из палаты сию минуту! Господа, и вас я тоже попрошу… Мери, вы справитесь здесь сами, я могу наконец заняться делом?..

– Разумеется. – Мери уже вытирала руки.

– Я готова, Меришка. Не бойся, я не плачу, я спокойна, я все вижу…

Дина подошла, держа в руках лоток с инструментами. Мери, закусив губы, уже цедила в круглую медицинскую банку спирт из большой бутыли. Из банки спирт отправился по назначению, после чего Зураб глубоко вздохнул, закрыл глаза, растянулся на койке и сказал, что теперь с ним можно свободно делать все, что угодно. Гулько перекрестился, отвернулся и зажмурился. А Мери, взяв в руки кривую иглу с проспиртованной нитью, принялась стягивать края длинной, воспаленной, кровоточащей раны.

Таборные цыганки вышли из госпиталя поздним вечером, когда все прибывшие с обозом раненые оказались разобраны по палатам, освобождены от грязной, окровавленной формы, кое-как помыты, подготовлены к операциям и уложены спать – на койках, на полу, на невесть откуда взявшихся лавках и сдвинутых мешках. Женщин шатало от усталости – так же, как и доктора Георгия Николаевича, вышедшего лично поблагодарить «цыганских санитарок» за неоценимую помощь. Он присовокупил, впрочем, что такого гвалта не слышал в этих стенах никогда и голова у него, вероятно, будет теперь разваливаться до самого входа в город красной конницы.

– Так это ж с часу на час, яхонтовый вы наш… – утешила его старая Настя, и женщины невесело заулыбались.

Доктор был прав: до конца дня, помогая при операциях, стирая бинты и моя полы, цыганки на весь госпиталь перекрикивались друг с дружкой на своем языке, обсуждая увиденное и услышанное, и оконные стекла звенели от их взволнованных голосов.

– Весь день коту под хвост пошел, ромнялэ, – грустно сказала Ульяна. – Помочь гаджам помогли, а в торбу ничего не положили. Дети в таборе целый день голодные… И мужики… Сейчас всем табуном от них кнута-то и схватим!