Однажды он увидел забытую на столе книгу – пушкинские «Повести Белкина».

– Это ваша книга, Антонина Яковлевна?

– Моя, – созналась Нина, недоумевая, откуда он мог узнать, что, кроме нее, в Большом доме никто не читает.

– Любите Пушкина?

– Его все любят, я думаю.

Наганов взял книгу в руки, пролистал несколько страниц, бережно переворачивая их своими грубыми пальцами. Озадаченно нахмурился. Помедлив, спросил:

– Но ведь это же не стихи?

– Пушкин писал не только стихи, – осторожно сказала Нина, только сейчас окончательно убедившаяся, что комиссар не «из господ». – Но это тоже очень интересно.

– Вы не дадите мне почитать? Я верну… в следующий раз.

– С удовольствием, Максим Егорович.

– …Тебе зачем это понадобилось, зараза?! – пилила ее Танька после отъезда Наганова. – Ишь, выперлась, распронаучная наша, умность свою показать приспичило: «Пушкин не одни стихи писал!» Ученей начальства выглядеть захотелось? Так тебе это начальство хвост живо пришпилит! Твое цыганское дело ресницами хлопать да ноту в потолок давать так, чтоб у него сердце в кишки падало, а ты что творишь, безголовая?! Увидишь вот, не приедет теперь! Большая нужда ему в дураках перед тобой сидеть! А то, чего доброго, рассерчает еще, а человек-то значительный! Где мы все тогда окажемся?! Детей у тебя, что ли, нету, раз такая храбрая?! Или уже чуешь, что веревки из него вить будешь?! Так рано рот разинула, изумрудная, рано!

– Ох, отстань… – устало отмахивалась Нина. – Ничего я ему такого не говорила… Я вовсе с ним не разговариваю…

– Вот и не разговаривала бы дальше, курица! А то раз в месяц рот откроет – и то не в пору! Двадцать пять лет баба прожила – дурой прикидываться не выучилась! И как тебя только Ромка-покойник замуж взял, дэвлалэ?!

Если Наганов и был обижен Нининым замечанием, то виду не показал ни тогда, ни неделей позже, когда приехал вернуть книгу. Спросить, понравились ли ему «Повести Белкина», Нина не осмелилась и даже не решилась забрать Пушкина со стола, хотя и заметила, что листы книги как-то странно топорщатся. Наганов тоже ничего не сказал о прочитанном, просидел весь вечер за самоваром с цыганами, слушая, как поет, аккомпанируя себе на рояле, Нина.

Ночью, уже проводив гостя, в своей комнате, она взяла Пушкина в руки, недоумевая, что могло застрять между страницами, и с ужасом обнаружила вложенную в середину книги золотую цепочку изящного плетения с небольшим бриллиантовым кулоном в виде виноградной грозди. В голове словно взорвалась бомба. Нина захлопнула книгу, испуганно оглянулась. Но рядом никого не было, лишь чуть слышно посапывали на большой кровати девочки и мигал свечной огарок. Скорчившись на постели, Нина смотрела на крошечный язычок огня до тех пор, пока черный фитилек не утонул в луже расплавившегося воска и не погас. Затем, так и не вынув из книги украшение, бросила ее на подоконник, накрылась с головой одеялом и отвернулась к стене.

После этого случая Наганов не приезжал почти месяц, и Нина, никому из цыган не рассказавшая о находке в книге, начала даже тревожиться. Она уже всерьез подумывала о том, чтобы отослать кулон почтой на адрес комиссариата, но вскоре Наганов появился снова, и Нина, первой увидев в окно подъезжающий автомобиль, вылетела из дома как девочка под понимающие ухмылки цыган. Наганов уже захлопнул за собой дверцу машины, когда Нина выбежала к нему из калитки, едва удерживая на плечах впопыхах накинутую шаль.