Пошли вдоль берега до первой пристани. У причала несколько судов. Сейчас главное – исчезнуть из Твери. На палубе полусонные корабельщики бродят. Никита по сходням на палубу взбежал, Анастасия на берегу осталась.

– Мне бы кормчего, – обратился он к ушкуйнику.

– На корме.

Сговорились на рубль серебром, если прямо сейчас ушкуй отчалит и доставит их в село Медное. Село большое, старинное, славно своими ремесленниками. Да и то сказать, стоит на дороге из Москвы в Великий Новгород. Торговый путь в Европу, Швецию. Кто с обозом едет, покушать надо, коня подковать, сбрую починить, колесо заменить. Промыслы в селе разные – хлебники, сапожники, портные, кузнецы, плотники, медники. И всех дорога кормит.

Кормчий просьбе не удивился. В Медное так в Медное.

– Деньги вперёд!

Никита расплатился, помог Анастасии на судно взойти, на нос корабля проводил. Ушкуй отчалил немедля. Супружница Антипа назад обернулась, смотрела издали, как горит их с Антипом изба. По щекам слёзы градом. Никита попытался утешить.

– Вернётся Антип, новую избу купите или поставите. Понятное дело, не в Твери.

– Твоими бы устами да мёд пить. Лишь бы Антип вернулся, я бы с ним в шалаше жить согласна.

К полудню кормчий высадил их на пристань Медного. Поднялись к шляху, вдоль него целая улица из торговых лавок. Никита извозчика нашёл. Теперь можно не торопиться.

– В Лихославль свезёшь ли?

– Копейку дашь – свезу.

Анастасия, слышавшая разговор, шепнула в ухо Никите.

– Нам в Торжок надо, не забыл?

– Следы путать надо, как зайцу. Тогда в безопасности будем.

К вечеру добрались до Лихославля, остановились на постоялом дворе. Поели, первый раз за весь день. Сняли одну комнату, Никита хозяину представился мужем с женой, следующим из Кимр в Великий Новгород, получил ключ. Когда в комнату вошли, Анастасия на постель указала.

– Не вздумай приставать, я мужняя жена! А то кричать буду.

– В мыслях не было. Волю Антипа исполню – в целости в Торжок доставлю, обещал. А дальше сама живи.

– А ты куда же?

– Нам вместе нельзя. Если тебя найдут, то и меня схватят. А по отдельности у нас шанс есть. Ты родне об Антипе не говори. Если сильно интересоваться будут, скажи, помер от болезни.

– Господь с тобой, что ты говоришь! А если вернётся?

– Ну, тогда реки – в монастырь ушёл. Не моё дело. Придумай что-нибудь.

Никита на пол улёгся, на домотканый половик, подложив под голову узелок. Анастасия сказала.

– Отвернись, я раздеваться буду, а то сарафан помну.

Кто о чём, а женщины о сарафане, тут голова болит – как бы выкрутиться, не попасть стражникам в руки, а впоследствии в Разбойный приказ, под пытки.

Ночь прошла спокойно. На полу жёстко, но всё же лучше, чем на гнилом сене в камере. Всё познаётся в сравнении.

Утром после завтрака Никита нанял извозчика прямо у ворот постоялого двора.

– В Осташково отвезёшь ли с супружницей?

– Копейка мне и полушка для лошади.

– Эка ты!

– Так скотина есть хочет.

Поехали в Осташково, прибыли к вечеру. И снова на постоялый двор, сняли комнату. Анастасия пожаловалась.

– Грязная я вся, помыться бы.

– Пойду, узнаю у хозяина.

Никита и сам помыться не прочь, дороги грунтовые, пылища, вся одежда серая. Да и от лошади запах пота сильный, пахнет одежда, волосы. Но в баню муж с женой вместе ходили, принято было. Пришлось ему в комнате сидеть, пока Анастасия мылась. Вернулась она чистая, волосы вокруг головы закручены, довольная.