Он послушно вышел, потрясенный просьбой девочки. Такая малышка, пятнадцать лет, а и ей надо выплакаться! Не успокаивал ее, не возражал, а пошел и сел в прихожей на свой сундук, ожидая Ольгу Илларионовну, думая о ее горе, жалея ее. Она ведь тоже плачет тайком от дочки. Соседи слез Савельевой не видели.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Настала пора и Калерии Ивановне бояться собственного сундука. Кончились диспансерные проверки, отсрочки по болезни, и Витю призвали. Он учился в военном училище недалеко от Москвы, всего часа три поездом, и наведывался домой. Начальство училища снисходило к бедственному положению старенькой и больной матери курсанта Курносова.
Она действительно постарела, осунулась и чувствовала себя больной, но не от болезни какой-либо, не от бремени лет — прожила их не так уж много, — а от постоянного страха и томительного беспокойства. Но виду, что боится и тревожится, не подавала, считая такое поведение унизительным для себя. Чтобы ее, Курносову, жалели? Она повесила на стену рядом с портретами мужа увеличенную фотографию сына в военной форме, послала такую же младшей сестре своей Варваре Ивановне Травкиной и напомнила ей в письме, что надеется на ее супруга, Константина Константиновича Травкина, не забыл ли он о племяннике?
Калерия Ивановна полагала, что дядя, командуя полком, находящимся не на самой линии огня, не на передовой, был просто обязан взять Витю к себе, под свое крыло.
Недели бежали, а от полковника Травкина ответа все не было. Поэтому она и беспокоилась. Пришлось снова написать сестре, и та сообщила радостную весть. Муж ее в скором времени явится в Москву по своим делам, но когда именно, Варвара не указала. Измаялась Калерия Ивановна от неопределенности и долгого ожидания, хотела сама Травкину письмо послать, да побоялась повредить Вите: письма проверяет военная цензура. А приехал бы Константин Константинович, она его упросила бы, в ножки упала бы, а вымолила.
Разрывалось материнское сердце от страшных предчувствий, ум заходил за разум. Не наглядится Калерия Ивановна на сына, долго ли его видеть осталось? Закончит учение, ушлют на фронт и ее не спросят.
А он, румяный, веселый, весь в отца, висит на телефоне, обзванивает девчат:
— Цыпочка, ты? Говорит младший лейтенант Курносов… — А сам поглядывает с удовольствием в раскрытую дверь на свой портрет: — Встретимся, цыпленок?
Не был он еще младшим лейтенантом, боялась мать того дня, когда сын им станет. Ее бы воля, спрятала бы сыночка в шкаф, кормила бы, поила бы тайком от соседей, пока не кончится война или пока не приедет Константин Константинович.
Шел к концу сорок третий год. Утром шестого ноября, под праздник передали по радио, что наши войска освободили город Киев, столицу Украины. А там и до границы всего ничего. Плакала бабка Никитична от радости, что кончается людская погибель — война, и от горя, что не дожил до ее конца зять Виталик. Всхлипывала Марья Митрохина об Андрюшке. Второй месяц уже не было от него известий.
А Калерия Ивановна более, чем соседок, жалела себя, засыпала и просыпалась с одним и тем же страхом и во сне видела, как увозят в товарном вагоне Витю на фронт, а она бежит, бежит, задыхается, тянется, чтобы достать, выхватить сыночка из вагона.