Но вот Адонай, судя по всему, убегать не собирался.

– Где же ты, Юлий? – кричал он. – Ты токмо подтверждаешь свою трусость! – Адонай снова повернулся, широко разведя руки. – Что ж, прячься в своих тенях! Ты дерзнул ударить по моей фамилии? В таком разе твоя за это и поплатится!

Адонай обратил взор своих рубиновых глаз на Ливиану Скаеву, прячущуюся вместе с сыном рядом с разрушенным троном. Йоннен встал перед матерью, сжав кулачки.

– Адонай! – крикнул Меркурио. – Не смей!

– Нет! – закричал Сидоний.

Вещатель взмахнул руками в сторону женщины и мальчика. Воздух скосили кровавые ленты. Сид ринулся вперед, крича, чтобы Адонай остановился. Но Меркурио знал, что он не успеет.

«Слишком поздно…»

Между мальчиком и потоком крови с ревом возник темный силуэт – мужчина в белой тоге, отороченной фиолетовым. Юлий Скаева поднял руки и закричал, когда кровь пронзила его насквозь. Ахнув, он попятился и округлил глаза. Схватился за грудь и медленно повернулся, протягивая одну руку к мальчику.

– Отец? – выдохнул Йоннен.

– С-сын мой…

И, хрипло вздохнув, император Итреи рухнул на пол.

Воцарилась тишина – гости замерли, кровавое торнадо вокруг вещателя лениво рассекало воздух широкими дугами. Не желая рисковать, Адонай снова согнул пальцы, и копья крови еще десяток раз пронзили тело Скаевы. В зале прозвучало влажное хлюпанья мяса. Прекрасное лицо вещателя было искажено яростью.

Хлюп.

Хлюп.

Хлюп.

Адонай сжал кулаки, и кровь замерла в воздухе. Затем безжизненно расплескалась по полу безумными узорами, склизкими и блестящими.

Сердце Меркурио грохотало в груди.

– Бездна и кровь, у него, мать его, получилось…

Йоннен шагнул к трупу императора, в его круглых глазах блестели слезы.

– …Отец?

Адонай сплюнул на пол, не сводя взгляда с тела Скаевы.

– Сила моя – заслужена.

Вещатель склонился над сестрой, становясь коленями в кровь, и обхватил ее руками. Мариэль подняла закованные руки к его обнаженным плечам и крепко за них ухватилась, закрыв глаза от слез.

– Я боялась худшего, – прошептала она.

– Я всегда приду за тобой, – пробормотал он. – Всегда.

Адонай отстранился и легонько погладил кончиками пальцев синяки под ее глазами, разбитые губы. Мариэль отвернулась, прижимая закованные руки к груди, будто хотела спрятать иссохшую плоть и сочащиеся язвы. Но Адонай взял ее лицо в залитые кровью руки и повернул к себе.

– Сколько раз мне повторять, сестра моя, сестра любимая? – прошептал он.

Адонай поцеловал ее глаза. Поцеловал щеки. Поцеловал губы.

– Ты прекрасна.

Тень пронзила его грудь. Черная, блестящая и острая, как битое стекло. Адонай ахнул, красные глаза распахнулись. Мариэль закричала, кровь брата брызнула ей на лицо. Грудь вещателя пронзил еще один клинок из теней, и еще один, и еще, и под вой ткачихи тело брата вырвали из ее рук и подняли в воздух. Прекрасное лицо Адоная исказилось, с губ лилась кровь, ладони сжимали тени, пронзившие его плоть. Взгляд не отрывался от Мариэль, которая протягивала к нему руки.

Меркурио посмотрел на тело Скаевы и с ужасом наблюдал, как император упирается рукой в окровавленный пол и, оттолкнувшись, поднимается. Из его ран сочилась жидкая тьма, тени извивались. Из тьмы у ног хозяина выполз Уиспер и свернулся вокруг его плеч. Скаева взглянул на скованного вещателя глазами, черными, как небо над ним.