Ведьма молчала, о чем-то думая, а женщина вздрагивала от каждого шороха. Я попытался пошевелиться, но не смог. Она привязала меня? Я снова попытался дернуть рукой, но не мог…

— Я тебе тут еду принесла, — шепотом произнесла женщина, дрожащими руками протягивая сверток ведьме, — И вот, денег немного. Сколько было, больше нет… Ты только помоги, Софушка, а я за тебя свечку в церкви поставлю и помолюсь… Попрошу у Бога грехи твои отпустить…

— Меня природа кормит. Это и есть мои боги, — отмахнулась ведьма и направилась к столу с разными склянками и травами, — Да и денег мне не надо. Нечего мне купить на них в лесу. Оставь их для своего бога. Он любит подношения и пожертвования.

Ведьма перебирала бутылочками, звеня и глядя в каждую на свет лучины. Ее рука остановилась на одной, а улыбка на губах стала еще шире. Все-таки ведьма… Нечестивое отродье… Я видел надо мной пучки сушеных трав, видел старое покосившееся оконце и чувствовал пальцами мягкий мех шкуры, на которую меня уложили. Ведьма что-то громко пошептала на бутылку, пока на деревянном столе тлела лучина. В глазах нечестивицы плясал бесовский огонь, пока гостья вжала голову в плечи, а надеждой глядя ведьму.

— Держи. Сбор любовный из трав, — ведьма протянула банку с измельченной травой в сторону просящей.

— Прости меня, грешную! — тут же стала креститься женщина, поглядывая куда-то наверх и протягивая дрожащую руку к ведьминым травам. — Прости меня, и смилуйся надо мной! Спаси мою душу!

— По одной щепотке добавляй в еду, перед готовностью, — усмехнулась ведьма, глядя на то, как гостья пятится к двери. — И сразу же мужу еду ту давай. О том, что у меня была, ни слова никому не говори, иначе не подействует.

Женщина быстро схватила дар ведьмы и прижала к груди, но уходить не спешила и по-прежнему мялась, стоя на пороге.

— А у тебя нет… Чего-то… Ну, чтобы мне… — замялась женщина, как рыба на суше, открывая и закрывая рот, стараясь себя пересилить и наконец произнести что-то, — Чтобы красота вернулась… Ну… Такая, какая в девках у меня была…

Ведьма хихикнула, но ничего не сказала, снова направившись к своему столику. Глаза постепенно привыкали, и я смог разглядеть гостью. Засаленные волосы выбились из косынки, заляпанный передник, грязные до локтей руки и огромная заплатка на обтрепавшемся рукаве. Небрежный дырявый платок прикрывал исхудавшие плечи, а алчные глаза следили за каждым движением ведьмы. На бедняжку жалко было смотреть. Не удивительно, что муж пошел по девкам — женщина выглядела старухой.

— Вот держи, — Софушка протянула гостье увесистый мешок, и просящая тут же полезла смотреть что внутри. — Это специальная, заговоренная кора… Утром и вечером купайся в ней и приговаривай: «Где не шляется, пусть домой вертается!» Запомни эти слова. Одежду старую сожги, да у швеи новую закажи. Как сжигать будешь, произнеси: «Отвяжись, дурная жизнь!» Как искупаешься, новые одежды надевай, да на улицу иди. Пока семнадцать раз с разными людьми не поздороваешься — домой не возвращайся. Все запомнила?

Женщина шевелила губами, осмысливая услышанное, а потом быстро кивнула и растворилась в темноте ночи. Ведьма с тяжелым вздохом вернулась в свой угол и чем-то зашуршала.