Покончив с этой страшной работой, я занялся пленными. Последовательность действий была мне совершенно ясна. Я люблю лошадей и столь же сильно и глубоко ненавижу их хозяев. Я быстро прошел вдоль стоявших на коленях людей, бегло осматривая каждого. Если они не были ранены или ранены легко, я отсылал их на берег ждать галеры.

Однако многие пленные получили слишком тяжелые раны, чтобы приносить в дальнейшем пользу даже в качестве рабов. Человек, у которого в грудь глубоко вонзилось острие стрелы, не может работать веслами. Я приказал уложить всех этих жалких людей в тени, дать воды, чтобы они прожили еще немного и оставить их судьбы и их грязных богов, которые, несомненно, ждали поблизости.

Я знал, что должен бы избавить их от страданий, как поступил с ранеными лошадьми, хотя бы ударом дубины по голове. Но ведь это были гиксосы – я ничем не был им обязан.

Наконец у меня появилась возможность подумать о себе и о своих царственных подопечных. Я снова сел в колесницу, подкатил к переходу через реку и остановился на высоком берегу. Поводья я оставил в руках возничего и подошел к краю ущелья. Сейчас на этом участке поля битвы не было ни души. Хотя я знал, где искать тело вражеского военачальника, я не сразу увидел его среди разбитых колесниц, разбросанных предметов и трупов на противоположном берегу. Потом гораздо дальше по склону, чем ожидал, почти на самом краю реки, я заметил отчетливое синее пятно.

Я начал спускаться по крутому склону, удерживая равновесие на шатких камнях под ногами. Добравшись до дна, я спрыгнул в воду и пошел вброд на противоположный берег.

Труп начальника гиксосов застрял меж двух камней. Он скатился по склону почти к краю воды. Только пола плаща показала мне, где он лежит.

Я наклонился, взялся за его лодыжку и вытащил гиксоса из расщелины, в которой застряло тело. Плащ обильно пропитался кровью, но мой слуга отлично стирает. Я свернул плащ и отложил в сторону. Потом поискал шлем мертвеца. Пришлось подняться назад по склону туда, где он впервые упал на камни. Здесь я и нашел его: шлем лежал под перевернутой колесницей. Грабители, побывавшие здесь до меня, пропустили и шлем, и труп.

Я сел, держа шлем на коленях, и восхитился его гравировкой. Это были прекрасно сделанные изображения египетских богов: Хатор и Озириса на лицевых пластинах и Гора на лбу. Гиксос, должно быть, снял его с убитого полководца на другом поле битвы. Это было бесценное сокровище. Рядом с ним мой собственный шлем казался потрепанным и заурядным. К тому же стрела гиксоса оставила на нем большую вмятину.

Я без сожалений выбросил его и почтительно заменил шедевром, украшенным золотом и серебром. Изнутри он был выстлан кожей и сел на мою голову так, будто был сделан по моей мерке. В тот миг я бы многое отдал за зеркало.

Я снова спустился вниз, туда, где оставил полководца-гиксоса. Его украшали три ожерелья; как и шлем, все они были прекрасны. Но в одном я увидел вырезанное на горном хрустале изображение Сета. Я бросил его в реку. На двух других были прекрасные изображения слонов и верблюдов. Царевнам они должны были понравиться, хотя в своей юной жизни они еще не видели слонов.