— Ах ты, мент, адвокат, да я... Не буду я ничего читать! А от тебя я отказываюсь! И показаний больше никаких, и дело читать не буду! Из камеры вы меня больше не возьмете! — истерически визжал Голоруков.

Журавский подошел к нему и рывком сдернул за остатки разорванной рубахи с табуретки.

— И не надо, Баклан, — молвил он невозмутимо. — Мы и без твоего согласия обойдемся. — Он передал Голорукова с рук на руки заглянувшему в кабинет разводящему.

— Так его, так, Иван Игоревич, — прогудел тот одобрительно. — Да в ухо бы еще! В ухо!

— Ира, иди за понятыми. Девочек возьми из машбюро, — распорядился Журавский. — Мы сейчас документ по всей форме составим, что дело этому ворюге было мной прочитано от корки до корки через «кормушку» в двери камеры в присутствии следователя и двух понятых.

Катя наблюдала, как в течение часа Журавский добросовестно читал материалы дела открытой настежь «кормушке». Девушки-понятые сидели на стульях в коридоре ИВС, слушали, хихикали. Из камеры неслись яростные вопли Голорукова.

— Все, — сказал Журавский. — Ознакомлен. Сейчас я все зафиксирую. Понятые, распишитесь.

Из камеры донесся леденящий душу вой. В двери соседней камеры забарабанили дюжие кулаки. Дежурный открыл «кормушку».

— Слушайте, уберите вы этого отсюда! — возмущались хриплые голоса урок. — Ни сна, ни покоя нет. Везите его в Волоколамск, что ли! Или к нам переведите. Мы его тут быстро заткнем.

— Тихо, ребята, тихо. У него нервы разгулялись, — засмеялся дежурный охранник. — Ну и адвокат ему достался. Ай да адвокат, ай да молодец! И вам всем такого же желаю. — Он с грохотом захлопнул окошечко.

Все безобразия Баклана и героическое поведение Журавского были до мельчайших подробностей обсуждены вечером. Катя сидела в кресле в Ириной комнатке в старой каменской коммуналке. Они пили шампанское за встречу и делились впечатлениями.

— Рыцарь, — вздохнула Ира. — И какой мужчина!

— Женат? — деловито осведомилась Катя.

— Женат. Такие долго в холостяках не засиживаются. Он, между прочим, похож на Джеймса Бонда.

Катя хмыкнула: слышал бы это сравнение Вадечка! То-то взъерепенился бы. Действительно, у Журавского шансов выглядеть агентом 007 было — сто к одному.

Она пила ледяное, только что из холодильника, «Асти» и думала, что все это, конечно, хорошо, но как все-таки теперь быть со Светкиной смертью? Что же случилось с ней? Неужели она стала жертвой... Неужели?

За окном падал мягкий снег. Тысячи снежинок, подобно тысяче вопросов, на которые просто невозможно сразу найти правильный ответ, роились в черном вечернем воздухе.

В этой комнате даже днем горело электрическое солнце: круглый матовый светильник на потолке. В этой комнате тяжелые гобеленовые шторы были всегда задернуты. Всегда. В этой комнате веял легкий дразнящий аромат духов «Weil de Weil». Он выбирал эти духи сам. Они создавали настроение. Именно то, то самое настроение. Отвратительно творческое — как говаривал Мастер.

В комнате вдоль стен стояли мягкие диваны, разноцветные и широкие: полосатые, в фантастических разводах и цветах, покрытые восточными коврами и цыганскими шалями. В центре, спиной к занавешенному портьерами окну, лицом к дубовой двери, стояло одно-единственное кресло. Его кресло. А в кресле обычно сидел он сам. Сидел, думал, мечтал, вспоминал... Как говаривал Мастер: даже если мыслительный процесс лишен какой бы ни было практической цели, это весьма увлекательное занятие, которому есть смысл предаваться от нечего делать.