— Да я бы никогда не согласился на донорство, — сердито воскликнул клиент. — Тогда подумал: скорей всего, я никому не подойду, но если все же будет совпадение, то ведь мне сначала позвонят, а по телефону легко отказаться. Вот в присутствии Беатрисы здесь, в палате перед операцией, мне слабó «нет» сказать.

— Спустя некоторое время вы попали в аварию? — задал вопрос Ватагин.

— Да, не повезло, — вздохнул Персакис. — Но я сам виноват, не справился с управлением. Был на дне рождения, выпил бокал сангрии — этот напиток почти как лимонад, подумал, ничего плохого не будет, ведь не водка же, не коньяк, — и сел за руль. Очнулся в реанимации. Хорошо, что въехал в дерево, никого не убил, не ранил. С того дня дал зарок — никогда не управлять машиной, даже если просто понюхал рюмку.

— Жена не пострадала, — дополнила Эдита. — Так? Это я запись в вашей истории болезни, которую в клинике сделали, зачитываю.

— Слава богу, нет, — поежился Потап. — Она спала на заднем сиденье, мигрень у Беатрисы на празднике началась. Я супругу уложил, подушку ей под голову сунул, в несколько пледов закутал. Би всегда озноб при приступе бьет.

— Что-то не нахожу полицейского отчета о происшествии, — призналась Дита. — Видимо, теряю квалификацию.

— Патруль мы не вызывали, — после небольшой паузы пояснил собеседник. — Ведь никто, кроме меня, не поранился. Машину, правда, я капитально разбил, но на нее наплевать. На получение страховки я не претендовал, тачку на металлолом сдал, потом новое авто купил. Понимаете, если бы прикатила ДПС, началось бы разбирательство и выяснилось, что я принял алкоголь, я бы надолго лишился прав. Кабы еще кто увечье получил, тогда бы точно в ГИБДД обратился.

— Как же вы в больницу попали? — спросила Аня.

— Беатриса по мобильному «Скорую» вызвала, дала медикам денег, чтобы никому про ДТП не сообщали, и велела везти в клинику, где у нас контракт куплен, — признался Потап. — Да, она нарушила закон, но кому от этого плохо? Я жену целиком и полностью одобрил. Мне нельзя без прав остаться.

— Вы потом месяц лежали в коме? — уточнила Люба.

Персакис скрестил руки на груди.

— Сорок один день. Хирурги провели несколько операций. У меня были сломаны подбородок, нос, скула. От удара подушкой безопасности повредился глаз, теперь я ношу очки с затемнением. Ну и шрамы остались.

— Они красят мужчину, — улыбнулся Ватагин. — Некоторые специально их делают, чтобы героями выглядеть.

Потап кашлянул.

— Я не прочь вернуть себе прежнюю внешность, но не получится. Мама мне сказала: «Дорогой, ты слегка изменился, но моя любовь к тебе от этого не уменьшилась, я уже привыкла к тому, как ты выглядишь сейчас».

— Провалы в памяти сохранились? — деловито осведомилась Люба. — Кома ведь бесследно не проходит, всегда «хвост» оставит. Даже суточная. А у вас сорок один день, серьезная вещь.

— К сожалению, да, — кивнул Потап. — Иногда приду в комнату и стою в растерянности, вспоминая, что мне тут надо. Или элементарного не помню. Недавно старший сын попросил: «Папа, сделай лягушку оригами». Я прямо завис — это что? Детям мы про аварию не рассказывали, они малы еще для таких историй. Мама сообразила, в чем дело, внуков отвлекла. Я в поисковик полез, прочитал про искусство складывать фигурки из бумаги. Неужели я их делал? Ну ничего не помню! Пришлось заново науку осваивать.