— Я пойду в заложники! — воскликнул пан Гноинский.

— Что ты наделал, Ендрек?! — сказал Володыевский, подскочив к Кмицицу. — Ведь он теперь уйдет невредимым!

— Позвольте, князь! — крикнул, как ужаленный, Кмицин. — Это мой пленник! Я пощадил его жизнь, но под известными условиями, исполнить которые он поклялся своим еретическим Евангелием! И я скорее умру, чем позволю его вырвать из тех рук, в которые я его отдал, прежде чем он всего не исполнит!

С этими словами он поднял лошадь на дыбы и загородил дорогу. Его охватила врожденная вспыльчивость: лицо исказилось, ноздри раздулись, а глаза метали молнии.

Но Войнилович стал напирать на него конем.

— С дороги, пане Бабинич! — крикнул он.

— С дороги, пане Войнилович! — заревел пан Андрей и рукояткой сабли так страшно ударил лошадь Войниловича, что она пошатнулась, как пораженная пулей, и уткнулась мордой в землю.

В толпе офицеров послышался ропот, но вдруг выступил вперед пан Госевский и сказал:

— Прошу молчать, Панове! Князь, моей гетманской властью объявляю, что пан Бабинич имеет право на пленника, и если кто хочет освободить его из рук татар, то он должен поручиться за него перед победителем.

Князь Михаил поборол свое волнение, успокоился и сказал, обратившись к пану Андрею:

— Говорите, чего вы хотите?

— Чтобы он сдержал свое слово, прежде чем освободится из плена!

— Он сдержит его и по выходе из плена.

— Этого быть не может! Не верю!

— В таком случае, клянусь Пресвятой Девой, в которую верую, и своим рыцарским словом, что все будет исполнено. В противном случае, можете требовать от меня какого угодно удовлетворения!

— Этого достаточно! — ответил Кмициц. — Пусть пан Гноинский останется у татар заложником, иначе татары окажут сопротивление. Я довольствуюсь вашим словом!

— Благодарю вас, пан кавалер! — ответил князь-кравчий.

— Не бойтесь, я его сразу не освобожу: я его отдам, согласно праву, гетману, и он будет пленником до королевского приговора.

— Так и будет! — сказал гетман. И, приказав Войниловичу взять свежую лошадь, отправил его с Гноинским за князем.

Но не так-то легко было это сделать. Пленного пришлось отнимать силой, потому что сам Гассан-бей оказал грозное сопротивление и успокоился только тогда, когда увидел пана Гноинского и когда ему обещали дать выкуп в сто тысяч талеров.

И вечером князь Богуслав находился уже в шатре Госевского. Два медика внимательно его осмотрели и поручились за его жизнь, так как рана, нанесенная ему острием сабли, не представляла никакой особенной опасности.

Пан Володыевский никак не мог простить Кмицицу, что он пощадил князя, и целый день избегал встречи с паном Андреем. Вечером Кмициц сам пошел к нему в его палатку.

— Побойся Бога! — воскликнул маленький рыцарь, увидев его. — Я никак не мог от тебя ожидать, что ты живым отпустишь этого изменника!

— Выслушай меня, пан Михал, и тогда осуждай! — мрачно ответил Кмициц. — Он лежал у моих ног, я приставил к его горлу саблю. И знаешь, что сказал мне этот изменник?.. Он сказал, что заранее отдал приказ, чтобы, в случае его гибели, Оленька была казнена… Что же мне было делать, несчастному?! Я купил ее жизнь ценой его жизни… Что же мне было делать?.. О господи, господи!.. Что мне было делать?..