Кмициц был страшен: бледен от утомления, как полотно; зубы его были крепко стиснуты, лицо исказилось ненавистью. Вот его смертельный враг лежит теперь у его ног в крови, еще живой и в сознании, но побежденный.

Богуслав смотрел на него широко раскрытыми глазами, внимательно следя за каждым движением своего победителя, и, когда Кмициц подошел к нему, он быстро воскликнул:

— Не убивай!.. Выкуп!

Кмициц вместо ответа наступил ему на грудь ногой, а к горлу приставил острие сабли. Ему стоило только сделать одно движение, стоило только нажать рукой!.. Но он не убивал князя; он хотел насладиться этим зрелищем и сделать смерть для князя как можно более мучительной. Он впился в него глазами и стоял над ним, как лев над повергнутым буйволом.

Вдруг князь, у которого кровь ручьем текла из раны и голова лежала в луже крови, снова заговорил, но уже совсем сдавленным голосом, так как нога пана Андрея сильно придавливала ему грудь.

— Девушка… слушай!..

При этих словах пан Андрей снял ногу с его груди и отвел саблю от горла.

— Говори! — сказал он.

Но князь Богуслав некоторое время тяжело дышал и наконец проговорил уже более сильным голосом:

— Девушка погибнет, если убьешь… Отдан приказ…

— Что ты с нею сделал? — спросил Кмициц.

— Пусти меня, я тебе ее отдам… Клянусь Евангелием…

Пан Андрей провел рукой по лицу — он, по-видимому, боролся с собой… Наконец проговорил:

— Слушай, изменник! Я бы сто таких выродков, как ты, за один ее волос отдал… Но тебе я не верю, клятвопреступник!

— Клянусь Евангелием! — снова повторил князь. — Я дам тебе грамоту и письменный приказ.

— Пусть так и будет! Я пощажу твою жизнь, но не выпущу тебя из рук. Ты напишешь приказ… А пока я отдам тебя татарам, ты будешь у них в плену!

— Согласен, — ответил князь.

— Помни же, — сказал пан Андрей, — не спасет тебя от меня ни твое княжество, ни войска, ни фехтовальное искусство… И знай, что всякий раз, когда ты станешь на моем пути или не сдержишь слова, ничто тебя не спасет, хотя бы тебя избрали австрийским императором… Признай же мою силу! Раз ты уж был у меня в руках, а теперь лежишь у моих ног!

— Я теряю сознание, — сказал князь. — Пан Кмициц!.. Вода, верно, близко… Дай напиться и обмой рану!..

— Издохни, изменник! — сказал Кмициц.

Но князь, успокоившись за свою жизнь, произнес уверенным тоном:

— Глуп ты, пан Кмициц! Если я умру, то и она…

Вдруг губы его побелели.

Кмициц побежал искать, нет ли где-нибудь поблизости какого-нибудь рва или лужи. Князь лишился чувств, но, к счастью, ненадолго. В это самое время прискакал татарин Селим, сын Газы-аги, хорунжий из чамбула Кмицица, и, увидев плавающего в крови неприятеля, хотел пригвоздить его к земле острием древка, на котором развевалось знамя. Князь в эту страшную минуту нашел еще столько сил, чтобы схватиться за острие и, так как оно было слабо прикреплено, оторвать его.

Шум этой короткой борьбы привлек внимание пана Андрея.

— Стой, собачий сын! — крикнул он, подбегая.

При звуках знакомого голоса татарин даже припал к шее коня от страха. Кмициц послал его за водой, а сам остался с князем, потому что вдали показались Кемличи, Сорока и целый чамбул, который, переловив всех рейтар, отправился на поиски своего вождя.