Глаз у меня оказался верный, рука, когда я не с перепою, не дрожит. Так что… Мы с Борзуновым стреляем практически одновременно, но результат разный. Я попадаю, он нет.

Он еще жив, когда я подхожу к нему. Пытается что-то сказать, но уже не может. Голова его откидывается, глаза закатываются. Все. Все… Неужели все?.. Сижу какое-то время на корточках между телами, которые лежат друг напротив друга по разные стороны небольшой прогалинки между деревьев. Потом звоню в полицию. Они приезжают моментально. Что значит провинциальное отсутствие пробок! Долго с присущей французам эмоциональностью кричат «О-ла-ла!» над трупами, потом надо мной. Шарля, который мог бы меня «отмазать», нет. И они везут меня в комиссариат.

Допрос. Многочисленные звонки: в Париж, по-моему даже в Москву. Проверка разрешения на мой пистолет. Опять допрос. Я устала. Как же я устала. Но мне хорошо. Многодневное ожидание, связанное с диким ежесекундным напряжением и страхом, наконец-то завершилось. Кристоф мертв. Борзунов тоже. И у меня нет никаких сомнений в том, что ни одного, даже самого захудалого угрызения совести из-за того, что я убила человека, мне испытать не доведется. Просто потому, что это не человек, а Александр Петрович Борзунов…

Сижу в комиссариате до вечера. Обращаются со мной хорошо. Два раза кормят, поят чаем. К вечеру последние проверки завершены. Несколько раз звонит Шарль, а следом за ним кто-то из Парижа в таких полицейских чинах, что у местного начальства даже погоны начинают топорщится от уважения. Меня отпускают.

А с утра пораньше ко мне в дом начинают ломиться журналисты. И французские, и что удивительно наши. Быстро они… Результат их приезда не заставляет себя ждать — уже в вечерних новостях я вижу себя и слушаю, как разные телеканалы по своему пересказывают и комментируют произошедшее.

Звонит бабушка. Она настаивает на том, чтобы я приехала к ней в Париж. Звонят Жан-Поль и Кнут. Мы хоть и расстались с ними, но разошлись так же легко, как и жили. Мальчики беспокоятся, восторгаются и опять-таки кричат «О-ла-ла». Точнее кричит Жан-Поль. Сдержанный Кнут (сказывается скандинавская кровь!) лишь кратко говорит мне: «Ты молодец». Наконец, звонит Стрельников и возмущенно рычит, чтобы я немедленно вышла из тени и включила скайп. Забавно видеть в одном экране сразу две физиономии. Даже три. Потому что рыжая подружка Стрельникова нет-нет да оттесняет то Кондрата, то Егора, чтобы тоже вставить хоть словечко в наш общий разговор. Они в шоке. Они в восторге. Они не понимают…

— Больше никогда не буду спорить с бабами. Вон оно чем кончается, — говорит Стрельников, смеется и качает головой.

Его подружка тут же дергает его за ухо и обещает припомнить ему эти слова.

— Ксюх, ты прям какой-то супер-киллер. Джеймс Бонд отдыхает.

Это уже Кондрат.

Я еще раз пересказываю им все подробности. Они опять приходят в поросячий восторг от того, что враг повержен, а я отделалась лишь легким испугом.

— Ты теперь у нас знаменитость, — опять басит Кондрат. — Я обещал своим мужикам, что познакомлю их с тобой. Пусть учатся, как вопросы надо грамотно закрывать, понимаешь.