Механически поглаживая рукой чёрную бороду с едва заметными прожилками седины, Гульбеддин опустил руку с биноклем, но продолжал рассматривать Кабул без оптики. Ещё со студенческих времён он помнил те самые чистые набережные и прозрачную воду Кабула, а теперь именно его многие проклинали за разрушение большей части города и многочисленные жертвы. Но, как гласит мудрая восточная пословица: «Когда ураган прилетает в город, он не испытывает ненависти к жителям, но убивает их тысячами». Борьба с конкурирующими командирами моджахедов за контроль над столицей не может вестись без выстрелов и разрушений, и не его в том вина…
Он обернулся через плечо и посмотрел на бойцов, разворачивающих лафет восьмиствольной пусковой установки НУРСов [18]. Это была купленная в Пакистане РПУ-14, модификация WP-8Z, такие использовались в польских десантных войсках и отличались от базовой модели вдвое меньшим количеством стволов. Впрочем, восьми направляющих вполне достаточно….
— Что так долго возитесь? — Хекматияр свел брови. Бойцы засуетились под суровым взглядом командира. Заряжающие закладывали в пусковые трубы 140-миллиметровые снаряды, весом 40 килограммов каждый. Через минуту длинные сигарообразные болванки заняли свои места. Наводчик прильнул к прицельному устройству, вводя нужные координаты.
— Готово! — крикнул он, отходя в сторону.
— Аллах акбар! — Хекматияр тоже отошёл на безопасное расстояние и махнул рукой. Командир установки нажал кнопку на дистанционном пульте.
— Уа-Уа-Уа-Уа…
Из нижнего ряда труб поочередно выплеснулись четыре снопа огня, выжигая каменистую землю. Реактивные снаряды, иглами прошивая прозрачный воздушный свод Кабула, понеслись к основной цели — российскому посольству.
— Уа-Уа-Уа-Уа…
Тяжелые сигары из верхнего ряда стволов полетели догонять своих собратьев.
В жилом корпусе на территории посольства готовились к обеду. Геннадий Силантьев — малоприметный, неразговорчивый мужчина сидел за столом в своей квартире и вяло просматривал документы бухгалтерской отчётности. Он очень боялся пропустить ошибку и проверял свою работу по многу раз.
— И сколько можно одно и то же читать? — Его супруга — крупная, громогласная, с гнездом вытравленных пергидролью волос, стояла у подоконника в выцветшем потрёпанном халатике и остервенело, будто заводила старый автомобиль, крутила ручку мясорубки.
— Кому нужны твои бумажки? Ты хоть послушай, что люди говорят! Хоть своего начальника, Васюкова, послушай! Нам вот-вот конец придет, уезжать надо. А твои бумажки все равно сожгут!
— Ну что ты опять вяжешься, Алевтина… Когда сожгут, тогда и сожгут, — вяло проговорил Геннадий. — А сейчас я за каждую строчку отвечаю.
— Ты бы хоть что-то сделал по дому. Ни лампочку поменять, ни мясо прокрутить… Всё сама… Глаза не сломал бы от чтения!
Алевтина прерывалась только для набора воздуха в лёгкие.
— Перестал бы уж косить под дипломата, счетовод хренов, в России перед своими бухгалтерскими чучундрами ещё навыпендриваешься…
— Ну хватит, Аля, что ты, в самом деле…
Первые снаряды разорвались за забором посольства, потом сразу громыхнуло во дворе: ярко сверкнула вспышка, взлетели клочья земли и куски асфальта, визжа, полетели во все стороны смертоносные осколки. И не успела осесть земля, как последний снаряд угодил в стену жилого корпуса, как раз в квартиру Силантьевых. Бетонный блок вместе с окном провалился в квартиру, из черного проема выплеснулся огонь и клубы дыма. Из соседних окон послышались испуганные крики. Полуодетые люди бросились на улицу.