— Твоя мать, должно быть, на седьмом небе.
— Чувак, мне кажется, он вот-вот сделает предложение.
— Да ты шутишь!
— У меня предчувствие. У мамы уже палец дергается, вроде как нужно его придержать перстнем, да потяжелее.
— Поздравляю.
— Представляешь меня в роли дружки жениха, на хрен? И заметь себе, он привез с собой личного повара. Сегодня у нас официальный ужин, во фраках, с официантами. И так будет каждый вечер, всю неделю. Мама созвала всех своих подруг. Честное слово, настоящие вампирши, чувак. Только о деньгах и думают, противно, правда, тачки у них — зашибись. Все до единой риелторши, кроме самой старой маминой подруги, та ведет гендерные исследования в колледже Сары Лоренс и с детства приучает сына носить стринги. Бедный дурачок. А ее подружка — продюсер. Попытаюсь всучить ей мою самоменталистику, часть первую и вторую.
— Удачи.
— Спасибо. Как известно, я веду борьбу за прогресс с 1977 года. Как тебе живется отшельником?
— Неплохо.
— Славно. Когда можно будет вернуться в квартиру?
— Не знаю.
— Ты же поговорил с копами.
— И они поговорили с Ив.
— И что?
— Они не станут ее… По правде говоря, не знаю, что для этого нужно. Чтобы она сперва убила меня, наверное.
— Не смешно. Сейчас ты в безопасности?
— Она не сумеет прознать, где я, — сказал Джона. — Еще в городе человека выследить можно. Здесь — ну как?
— Надеюсь, ты прав.
— Да, — без особой уверенности подтвердил Джона. — После каникул вернемся. Поставим еще замок.
Он позвонил сестре, позвонил Вику, но тот не ответил. Наверное, они с Диной забрались высоко в горы и многие мили сосен блокируют сигнал. Джона оставил сообщение на голосовой почте, пожелал ребятам хорошо провести время.
Дом совсем затих. Он казался очень большим и в то же время словно съежился.
Джона проверил, как там Ханна. Она сидела перед телевизором и что-то напевала. Накручивала волосы на палец, обдирала заусенцы и не откликнулась, даже когда он позвал ее по имени.
Около восьми Джона выглянул за дверь. Их дом — единственный такой темный на всей улице. Все фонарики на подъездной дорожке перегорели, праздничную гирлянду не вывешивали. А вот домик напротив — загляденье, фронтон ярко освещен, на лужайке пляшет Санта. Дрожа в ознобе, Джона пересчитывал звезды, пытался напеть колядки, слова которых забыл, слушал, как ухают совы.
Только он немного успокоился, как вдруг раздался сильный грохот, и Джона опрометью кинулся в дом. Кое-как справился с паникой, выглянул в глазок.
Пусто.
Он приволок толстый стеклянный подсвечник. Открыл дверь и вышел на крыльцо. Ветер бросил тяжелую охапку снега на скелет живой изгороди. Кусты оседали и с треском ломались. Идиот, строго сказал себе Джона и вернулся в дом.
Понедельник, 20 декабря 2004
— Долго разговаривать не могу, — предупредил Джордж. — Четыре доллара минута. Все в порядке?
— У нас все о’кей, — сказал Джона. — Скучновато, но…
— Погоди.
Трубку отложили в сторону, послышался женский смех. Прекрати, сказала женщина. Джона расхаживал взад-вперед по комнате, пробежался пальцами по крышке пианино, превращенного в склад нечитаемых книг. Он же переживал насчет лишних расходов, этот Джордж, а теперь щекочет эту женщину, уже на восемь долларов нащекотал.