Козлов дернул рычаг замка капота, нехотя вылез из машины. Веснушчатый инспектор смотрел на него с усмешкой. Казалось — он видит содержимое мешков в багажнике «восьмерки».

…Ветер чуть не вырвал из рук капот. На, смотри, пидор гаишный, залезь туда с ногами.

Васильев разглядывал идентификационный номер (а как же — семнадцать знаков!) демонстративно долго. Сличал цифры и буквы шильды с цифирью техпаспорта. Даже провел по металлу пальцем. Убедился — все в порядке. Чего же тогда этот придурок нервничает? А ведь явно нервничает. С доброжелательной улыбкой инспектор обернулся к водителю:

— Все в порядке. Номер двигателя сличать не будем.

— Все? Могу ехать?

Васильев снова улыбнулся, выдержал небольшую паузу и сказал, заглянув еще раз в права:

— Откройте, пожалуйста, багажник, Виктор Олегович.

Козлов замер. Он услышал монотонный голос судьи и звук шагов конвоя, лязг двери автозака, дай овчарки… Он сглотнул и спросил чужим голосом:

— Это еще зачем?

— А у нас тут, знаете, воруют с колхозных полей. Со страшной силой… Вот, даже ОМОН приходится привлекать. Капусту неубранную тащут, технику курочат…

Лоб Козлова покрылся испариной. Под дождем это не было заметно. Но в глазах метался страх. То, что лежало в багажнике, тянуло на много-много лет строгого, как минимум, режима. Собственно, сам по себе факт перевозки ВВ[1] содержал состав преступления только по статье 222 нового УК. По максимуму — до трех лет. Но завтра-послезавтра, когда власти получат ультиматум, добавится еще и подготовка теракта. Вот тогда все! Амбец! Срок вкатят такой, что проще повеситься.

А еще ТТ за брючным ремнем. Паленый. После того как месяц назад пришлось слить Очкарика, Дуче приказал: избавься к едрене фене. А он пожалел… как лох последний. Значит, добавится еще и убийство. Все эти мысли промелькнули в голове мгновенно. Свое положение — страшное, безвыходное — Козлов осознал в одну секунду.

— Так что, Виктор Олегович, будем багажник-то открывать? — услышал он голос издалека. И — тоже издалека — свой ответ:

— У меня нет капусты. Два мешка картошки везу.

— Вот и посмотрим. Развеем, так сказать, сомнения.

На ватных ногах Виктор Козлов двинулся вдоль левого борта машины. Инспектор Васильев неторопливо шел следом. Хлестал холодный дождь. Скрипел песок обочины под каблуками. Васильев посмотрел поверх крыши автомобиля на прикрепленного омоновца. Они встретились глазами. Инспектор кивнул головой. Боец ОМОНа показал веками: понял.

У задней двери «восьмерки» Козлов нерешительно остановился. Он обернулся к гаишнику и что-то негромко сказал. Слова унес ветер.

— Что-что? — переспросил Васильев.

— Картошка, говорю, у меня.

— Открывайте, Виктор Олегович, открывайте. Мы ведь вашу картошку не съедим… Вам что — плохо?

Козлов привалился к борту машины и смотрел на инспектора побелевшими глазами. Правую руку он сунул под коричневую кожаную куртку. Васильев засек это движение и строго сказал:

— Эй, не дури! Ты что это?

— Картошка у меня, понял? — выкрикнул Козлов.

Он уже почти ничего не соображал. Омоновец за спиной инспектора начал перемещаться влево. Он не видел движения руки Козлова, не слышал странного, нелепого диалога, но уже понимал: что-то пошло не так. Он быстро вытащил АКС из-под плащ-палатки. Патрон был уже в патроннике, оставалось только сдвинуть флажок предохранителя. Если, конечно, дойдет до…