— Входи, — снисходительно махнул рукой, прекратив материться, невысокий плотный подполковник, явно не привыкший голодать. Он носил короткий френч без ремня, широкие галифе. — Позволь, угадаю… — Подполковник прищурился, смерил посетителя оценивающим взглядом и кивнул: — Капитан Верест?..

— Так точно, товарищ подполковник, — козырнул Павел. — Прибыл, согласно приказа, из Ударной армии.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Садись. — Подполковник указал на стул, сам сел напротив. — И не прыгай всякий раз, когда я поднимаюсь, усвоил? Подполковник Шалаев Павел Максимович. Тезки мы с тобой.

— Я догадался, товарищ подполковник, — ответил Верест и покосился на дверь: — Разносили кого-то?

— Так заслужил, едрить его… — крякнул Шалаев. — Художник Шестаков, так его растак… Смотри, — развернул он к Павлу лежащий на столе плакат, отливающий свежей типографской краской. Плакат был шикарный, изображал добродушных (но мужественных) солдат Красной армии, шагающих среди руин. Молодцы были что надо, не подкопаешься. Смущение вызывала лишь крупная размашистая надпись: «Горячий привет освободителям Креслау от немецко-фашистских захватчиков!»

— Задумался, капитан? — подметил начальник Смерша. — Не видишь подвоха?

— Задумался, товарищ подполковник, — согласился Павел. — Кто передает привет освободителям Креслау? Можно допустить, что немецко-фашистские захватчики…

— Вот и мне это показалось странным! — расхохотался Шалаев. — Ну, ничего, он у меня попляшет…

— Может, он не враг, а просто идиот, товарищ подполковник? Стоит ли сразу человека к стенке? Художника ведь каждый может обидеть…

— Ладно, разберемся. — Шалаев подавил смешинку. — При проклятом царизме таких на конюшне пороли… Но каков поганец, а? Две тысячи плакатов заказали, сколько краски, типографских издержек! И ведь только на выходе какой-то рабочий спохватился, обратил внимание начальства! Ну, ничего, он у меня всю оставшуюся жизнь картины за решеткой рисовать будет, Кукрыникс хренов! Ладно, посмеялись и будет. — Подполковник подскочил, заходил по кабинету. Павел напрягся, но, памятуя о его наставлении, остался сидеть. — Уже устроился, тезка?

— Никак нет, товарищ подполковник, прямо с вокзала.

— Хорошо, что-нибудь придумаем… А ведь мы знакомы с тобой, капитан, помнишь меня?

— Помню, Павел Максимович, — заулыбался Верест. — Вот сижу и думаю, вспомните ли вы меня… Май 44-го, болота под белорусской Речицей. Мы прибыли на усиление сводной группы, преследующей немецких парашютистов. Вы ее возглавляли. Вы еще в болоте чуть не утонули, когда фрицы из леса кинжальным огнем резанули…

— А ты меня вытащил, гм… Да, капитан, это не самая героическая страница моей биографии, — хмыкнул Шалаев. — Но ничего, главное, парашютистов перестреляли, радиста взяли, а сами обошлись практически без потерь… — Он как-то смущенно покосился на орден Отечественной войны I степени, украшающий левую сторону груди. — Ладно, тезка, когда-нибудь вспомним и даже выпьем. — Шалаев снова уселся за стол, испытующе уставился на собеседника: — Ты поступил в распоряжение отдела контрразведки армии — под мое непосредственное крыло. Мой заместитель — майор Шувалов, но сейчас он в отъезде. Личному составу будешь представлен. Встанешь на довольствие. Теперь к делу…