– А хотелось, чтобы была? – вырвалось зло у меня.

Я поняла, что больше не хочу ничего слышать ни о красавицах, на которых он так рвался жениться, ни о его горе, постигшем после утраты жен. Мне всё это слишком больно, как и находиться с ним рядом, осознавая, что мой муж так же может позабыть и обо мне, сменив на другую, восьмую или девятую.

– Ты человек, – с нотой грусти в голосе произнёс муж, снова опускаясь на корягу. – А потому не понимаешь, что кроме тебя мне никто теперь не нужен. Знаешь, я даже не помню лиц этих женщин, не говоря обо всём прочем.

– Куда мне до вас, – тихо вставила я свою шпильку, отвернувшись. Муж наверняка слышал, но и пусть. – Почему Талина знала о них всех, а я нет? Или её выпала такая же честь, как и мне? – спросила, а сама смотрела, как бы ловчее подойти и поймать Быстрого. Оказаться в ледяной воде мне вовсе не хотелось.

– Её я потерять не боялся, – тихо произнёс Радомир и я обернулась, внимательно изучая лицо и жесты мужа. Кажется, в них нет лжи. Но чего еще не знаю о нём?

– Как ты понял, что меня нет в замке? – спросила просто, чтобы отвлечь себя саму от той ноющей боли, что никак не хотела утихать в груди. Я прекрасно понимала, что люблю собственного мужа, и каждый миг, проведенный без него это мучение, помноженное на тоску по нежным губам, по умелым рукам, по запаху телу, присущему конкретно этому оборотню – мужчине…. Но хотелось побыть одной, чтобы все обдумать и пересмотреть. А еще хотелось оказаться там, где никто за спиной не станет жалеть или злорадствовать, шептаться, храня чьи-то тайны.

– Я почувствовал, что тебе плохо. Надрез во время свадебного обряда, он связал нас, – князь потер свою руку как раз в том месте, где у него когда-то была насечка. Его отметина зажила очень быстро, не оставив и следа. А мой бледный шрам до сих пор красовался на запястье.

– Значит вот как теперь, – тихо произнесла, соглашаясь с собственными ощущениями. Я переживала, мне было больно, но, тем не менее, постоянно ощущала что-то ещё помимо своих чувств.

– Ярослава, – непривычно неуверенный голос мужа заставил снова повернуться к нему. – Ты вернёшься? Когда-нибудь?

– Я не знаю, мой зверь, слишком тяжело это всё, – с горечью произнесла, осознавая, что еще немного и собственные солёные слёзы покатятся по щекам. – Мне хочется всё обдумать, а ещё не видеть эти сочувственные взгляды, не слышать шепот за спиной.

– Ничего этого не будет! – он слегка рыкнул, но я понимаю, что это не в мой адрес, а в адрес возможных сплетников.

– Мне нужно всё обдумать, – упрямо повторила я, осознавая, что устала. Физически, но ещё больше морально. Словно тот самый выжитый лимон, который остается после отжима из него сока, – Радомир, мне нужно ехать, пока светло.

– Я провожу тебя, – кивнул он, собираясь подойти и прикоснуться ко мне, но я выставила руку, как бы защищаясь от возможных посягательств.

– Не надо, не приближайся, – с трудом произнесла. – Мне всё ещё больно.

Увидев, как ответная гримаса боли на короткий миг отразилась на лице оборотня, сердце сжалось. Так хотелось броситься к нему в объятия, прижаться к надежной широкой груди… Но эту горькую пилюлю проглотила, решив, что в разлуке действительно будет лучше, по крайней мере пока.