— Ну вот, а теперь скажите мне, что это за зверь? — спросил Пал Палыч.

— Суслик! —не задумываясь, ответил Коля.

— Большой очень… —усомнился Вася. — Может, барсук?

Мне этот зверёк, когда он сидел столбиком, показался похожим — своей неуклюжестью, что ли? — на медвежонка. Сомнительное своё предположение я высказать не отважился.

— Аты чего ж молчишь? — лукаво опросил меня Пал Палыч. — Тебе‑то как раз этого зверя хорошо знать надо. Это же, брат, байбак!

Я покраснел, как варёный рак, а Колька — до чего же злоехидный, а ещё друг называется! —пристально посмотрел на меня и сказал:

— Нет, не похож. На байбака не похож. Так что и на мать ему обижаться нечего. Байбак — умней! Он кринку со сметаной сроду не разобьёт.

— Просто, ребята, нам повезло, — вспоминал Пал Палыч недавнюю встречу в степи. — Байбаков совсем немного осталось. На глаза людям они не часто попадаются. Жалко, что с нами фотоаппарата не было. Заснять бы его.

— Сколько же всяких интересных зверей жило в, степи, —сказал Вася, —пока их люди не трогали?

— Много… Создать бы, ребята, такое заповедное место, чтобы не пахали его, не сеяли. Никакие машины чтобы по степной траве не. ездили, не мяли её. А исконное население в таком заповеднике вольно жило бы. Звери, птицы, насекомые, гады…

-— А зачем же ещё и гады? —удивился Николай.

— Ну, это так в старину называли змей, ящериц, черепах, лягушек. Для них это не обидное слово… А на степных речках выхухоль спасать надо. Она теперь совсем редко встречается, реже байбака. Вот уж действительно таинственная зверушка. Тридцать миллионов лет существует на земле, а мы о ней до сих пор почти ничего не знаем: как она живёт, чем питается, как детёнышей выводит? Шкурка у неё красивая — шелковистая, тёплая, с брюшка — пепельно–серая, со спинки— желтовато–коричневая. Купцы наши любили в старое время щеголять в шубах на меху из выхухоли. И по их прихоти совсем её выбили. А ведь она современница ископаемых ящуров!

— Вот бы на неё посмотреть поближе, — размечтался Вася.

— Посмотрим! — загорелся Николай. — Мы с тобой все речки обшарим. Живого байбака, — Колька подмигнул в мою сторону, — мы теперь видели. Посмотрим и выхухоль.

— Не так это просто, ребята, — слегка охладил Николая Пал Палыч. — Но вот если хотите посмотреть кусочек нетронутой степи…

— А разве есть такой кусочек? — живо откликнулся Вася.

— Есть. В Персиановке, за Новочеркасском. Правда, это не совсем то, что надо, но все‑таки…

Для похода в Персиановку Пал Палыч выбрал одно из первых воскресений мая.

— В цвету посмотрим. В самое интересное время.

Степное заповедье открылось глазу неожиданно, за неширокой и негустой лесной полосой. Этот небольшой ломоть донской земли — всего шестьдесят пять гектаров — лет пятьдесят не трогали плугом, и он жил сам по себе, как ему природа велела. Учёные–ботаники хотели сохранить здесь, посреди распаханных земель, ковыльно–типчаковый оазис. Но природа распорядилась по–другому. Пышное и красивое разнотравье наступало на ковыль и неодолимо теснило его. Ковыль со своими нежными шелковистыми метёлками посреди путаницы гонких зелёных волосков ютился бедным родственником среди сильных островков сиреневатого шалфея, ярко–жёлтой степной горчицы, голубых васильков, синих колокольчиков.