— Давайте только старшин выберем!
— Ладно, хай будет по–вашему!
— Дикуна войсковым есаулом!
— Оце добре, по его зубам!
— А он что, кусал тебя?
— Войсковым есаулом Федора! — дружно поддержали все. — Пусть командует до кошевого над нами!
— Доверяем!
— Шмалько войсковым пушкарём! Он пушкарь добрый!
— Согласны!
— А кого полковником на меновой двор?
— Как кого? Собакаря! Справедливей его нету!
— А соль не пропьёт?
— Да нет, он горилки в рот не берет.
— Пока не подносят.
— Собакаря полковником! Собакаря!
— Какого чёрта новые старшины в круг не выходят?
— Выходите в круг! Кажитесь товариству!
Когда вновь избранные старшины, скинув шапки, вышли в круг и, кланяясь на все стороны, стали благодарить за доверие, какой‑то старый казак набрал пригоршни пыли и посыпал им головы.
— Так, так, — смеялась толпа, — пускай не зазнаются, а то разом скинем… Пускай помнят запорожский обычай!
Неподалеку от дороги, ведущей из Екатеринодара на Кореновскую, расположен один из хуторов полковника Кордовского. Сколько ни окидывай взглядом широкую степь— -кругом земли пана полковника: тридцать десятин под яровыми, а все остальное— выпасы. Для такого хозяйства выпасов много требуется. Лошадей у Кордовского больше сотни пар, коров три десятка, отара овец да полторы сотни ульев…
На хуторе, кроме управляющего и старого пасечника, пять работников. С ними вместе живёт и Митрий. Так и приписали его под этим именем в войске.
За два года узнал Митрий жизнь казачью, осмелел, исчезла прежняя робость, с которой стоял когда‑то перед Степаном Матвеевичем.
Известие о бунте дошло до хутора не сразу. Рассказали о нём возвращавшиеся с ярмарки казачки. Ехали они в станицу без мужей.
— Мы их там оставили, хватит им за юбки держаться.
Как‑то в полдень, укрывшись под навесом, Митрий чинил сбрую. Она была твёрдой, как железо, и швайка с трудом прокалывала её.
На хуторе в этот час находились управляющий, пасечник да Митрий. Остальные работники были в степи.
Под навес пришёл дед–пасечник — маленький, щуплый, в соломенном бриле. Присел рядом и, глядя в пыльную степь, стал жаловаться на засуху, на плохой взяток.
— Не с чего моим кормилицам сладкий сок брать, все цветики сохнут, — вздыхал дед. — Прямо беда!
— И как ты, дед Афанасий, пчёл не боишься?
Старый пасечник добродушно рассмеялся:
— А чего их бояться? Пчела доброго человека не тронет. А кто к улыо со злой думкой идёт, того она духом чует… Пчела тварь божья… — Старик пожевал беззубым ртом и продолжал: — Рассказывал мне ещё мой дед такую присказку. Поспорили раз лошадь, бык и корова, кто из них больше трудится? Каждый говорит — «я». И решили они: «Пусть будет судьёй сам господь». Пошли к богу.
Выслушал он их и так отвечает: «Больше маленькой пчелы никто не трудится. Вас человек кормит, а она и себе пропитание добывает и человеку даёт». Вот она какая, эта самая пчёлка!
Откуда‑то из степи, в облаке пыли, вынырнуло десятка два конных казаков.
— Эй, дедусь, у вас воды напиться можно? — спросил бойкий казачок.
— Пейте! Вода в колодце немереная.
Старик, а за ним и Митрий подошли к казакам. Спешившись, они по очереди подходили к бадье. Кони жадно тянулись к колоде с водой. Из хаты вышел управляющий.