Хотя об этом она предпочитала помалкивать. Даже братцу ничего не сказала. Правда, они с Домиником и виделись нечасто, а когда все-таки пересекались, он был слишком хмур, чтобы выслушивать бредовые предположения сестры. Иногда, наблюдая, как Ник после отбоя небрежно надевает первую попавшуюся рубашку, кидает на плечи камзол и направляется к выходу, Дине хотелось крикнуть, остановить, сказать, что совершает глупость, но… брат уходил, а она лишь молча смотрела вслед.
С какой-то стороны его можно было понять – ведь, как бы Ник ни пытался скрыть своих чувств, любой знающий его человек ясно видел, что предательство Терри ударило по нему гораздо сильнее, чем он желал показать. Теперь Доминик старательно делал все, чтобы попросту не оставалось времени на мрачные мысли. Днем погружался в учебу, вечером засиживался в лаборатории, а ночью, после того как в общежитии объявляли отбой, пытался забыться в объятиях очередной прекрасной студентки.
Но если раньше, до того момента, как в его жизни появилась предательница-вертийка, Ник искренне наслаждался подобными похождениями, то теперь они превратились в настоящее наказание. Лица красавиц, с которыми он проводил время, давно слились в одно. Теперь ему стало совершенно все равно, красива девушка или нет, блондинка или брюнетка, светлокожая или смуглая. И объединяло их только одно качество – каждая была не той.
Дина видела, что кратковременные связи только ухудшают его состояние. И понимала: брат отчаянно ищет способ хоть как-то усмирить свою душевную боль… вот только ищет не там. А когда однажды заметила, какими глазами смотрит на него Терриана, то поняла, что на самом деле она мучается гораздо сильнее.
Филипп рассказал Динаре все, что смог узнать от самой Терри, и теперь она воспринимала поступок алхимички не так болезненно. Как-то ночью, глядя в темный потолок и тщетно стараясь уснуть, Дина задумалась: а как бы повела себя, окажись на месте Террианы?
Всего на секунду она представила, что это ее отцу, Каю, угрожает арест и последующая казнь, и, чтобы его спасти, нужно предать любимого человека. И в то самое мгновение Динара поняла: ради спасения папы она бы и саму себя предала. Да она бы сделала все, что угодно, пошла бы на любые жертвы, лишь бы ее родной папочка остался невредим.
Теперь Дина не могла обвинять Терриану. А ведь сразу после рассказа Бриса была готова собственными руками придушить «гадкую вертийку».
Когда в тот же день Эрлисса говорила с отцом, пытаясь убедить его не сообщать королеве о выходке Эмбриса, они едва не поруГаллись. Кай по каким-то одному ему известным причинам оправдывал поступок Терри – а Лисса никакого оправдания не видела. Лорд Мадели старался убедить дочь, что бедную девочку вынудили так поступить: ей не оставили выбора, она еще очень молода, и именно она пострадала больше всех. Вот только Эрлисса слушать его доводы не желала и с уверенностью заявила, что прощают предательство только полные идиоты. Но Кай почему-то грустно улыбнулся и ответил, что осуждать других может любой, в то время как понять стремятся единицы.