– У него есть ракеты? – спросила она.

– Да.

– Много?

– Как минимум шестьдесят.

– Русские?

– Некоторые – да. Другие поступали в ящиках с израильской маркировкой, но, судя по надписям на самих ракетах, они японские.

Она кивнула, довольная услышанным. Эскобар улыбался во все тридцать два зуба.

– Где они?

– Везде. Вы не сможете захватить их в одном месте. Должно быть, с десяток в Ортисе. – Флетчер знал, что это не так.

– А Нунес? – спросила она. – Эль Кондор в Ортисе?

Она, разумеется, знала правильный ответ.

– Он в джунглях. Насколько мне известно, в провинции Белен. – Снова ложь. Нунес находился в Кристобале, пригороде столицы, где Флетчер виделся с ним в последний раз. Возможно, он и сейчас там. Но если бы Эскобар и женщина знали об этом, сейчас бы его не допрашивали. Да и с чего им верить, что Нунес будет сообщать Флетчеру о своем местонахождении? В такой стране, где Эскобар, Невеста Франкенштейна и Хайнц – лишь трое из твоих врагов, станешь ли ты доверять свой истинный адрес корреспонденту-янки? Только если ты – loco[132]! И каким образом корреспондент-янки вообще влез в эту историю? На данный момент ответ на этот вопрос их не интересовал.

– Кто его сообщники в столице? – спросила женщина. – Кого он трахает, мне без разницы. Я хочу знать, с кем он говорит.

Если он решился действовать, то этот момент настал. Продолжать говорить правду небезопасно, а ложь они могли распознать.

– Есть один мужчина… – начал он и запнулся. – Можно закурить?

– Мистер Флетчер! Ну разумеется! – Эскобар на мгновение превратился в радушного хозяина вечеринки. Флетчер даже думал, что это не показуха. Эскобар подхватил со стола красно-белую пачку, какую каждый свободный человек, мужчина или женщина, мог купить в любом газетном киоске, вроде того, что находился на Сорок третьей улице, и вытряс из нее сигарету. Флетчер взял ее, зная, что может умереть, стать частью другого мира, до того, как она догорит до фильтра. Он ничего не чувствовал, кроме легкого подергивания мышц левой руки. Да и пломбы в зубах на левой стороне словно продолжали вибрировать.

Он зажал сигарету зубами. Эскобар наклонился к нему, отбросил крышку золотой зажигалки. Вертанул колесико. Вспыхнул огонек. Флетчер ни на секунду не забывал о гудении адской машины Хайнца. Гудела она точь-в-точь как старый ламповый радиоприемник. Ни на секунду не забывал он и о женщине, которую прозвал, без всякого намека на шутку, Невестой Франкенштейна. Она смотрела на него, как Койот в мультфильмах – на Роудраннера. Он чувствовал, как бьется сердце, ощущал прикосновение губ к сигарете, этой «трубочке несравненного счастья», как охарактеризовал ее в своей пьесе кто-то из драматургов… и сердце билось на удивление медленно. В прошлом месяце его пригласили выступить с речью в «Интернациональном клубе», где собирались корреспонденты зарубежных газет, так тогда его сердце билось быстрее.

Наступил момент истины – и что? Даже слепой найдет туда свой путь; даже его сестра нашла, на реке.

Флетчер наклонился к огоньку зажигалки. Кончик сигареты нагрелся, раскалился докрасна. Флетчер глубоко затянулся, закашлялся. Еще бы, он три года не курил, куда сложнее было бы не закашляться. Он откинулся на спинку стула, к кашлю добавились горловые хрипы. Тело начало сотрясаться, он широко расставил локти, вывернул голову налево, засучил ногами. Вспомнив отработанные в детстве навыки, закатил глаза так, что между веками виднелись только белки. И при этом не выпускал сигарету.