Я заметил, что он носит крестик, и подумал: значит, он признает над собой некую высшую силу. Потом я с ним общался, и он подтвердил мою догадку. В какой-то момент в моей книге Триша спрашивает: «Почему ты вскидываешь руку к небу?» И ее воображаемый Том Гордон отвечает, что вскидывает руку к небу, потому что Бог сам выходит на поле во второй половине девятого иннинга, особенно если все базы заняты игроками соперника и на твоем счету только один аут. Мы кажется, что временами мы все в это верим и полагаемся на помощь свыше, хотя чаще, конечно, блуждаем в лесу – настоящем или метафорическом.

И последнее, но не менее важное: в нескольких книгах я выразил свою веру в некую безличную силу – не обязательно в Бога, – я верю даже не в Бога, а скорее в ту сущность, о которой говорили Уильям Вордсворт и позже Джон Стейнбек, когда говорили о Мировой душе. В своих книгах я называю это «приходом белизны». Я истинно верую, что белизна держит в воздухе самолеты, потому что не знаю, что еще может их там удержать. Я стараюсь летать по возможности меньше. Если что-то сломается в небе, ты не съедешь на аварийную полосу. Не позвонишь в службу спасения. Если у самолета откажет двигатель, ты умрешь. Без вариантов. [смех] Но белизна все-таки держит самолеты в небе и чаще удерживает, чем нет. Она держит ядерные ракеты в их пусковых шахтах. Я не сторонник организованной религии. Я думаю, если кому-то захочется дать тебе крестик, это прекрасно. Но потом они будут настаивать, чтобы ты воткнул его, будто кол, в грудь кого-то другого. Когда я думаю об организованной религии, я вспоминаю тех добрых миссионеров в Тьерра-дель-Фуэго, которые увидели голых индейцев и, зная, что Богу сие неугодно, дали им одеяла, кишевшие вшами. Вши оказались переносчиками дифтерии, и все индейцы погибли. И Богу уже не пришлось беспокоиться, что кто-то там ходит голым.

Так что я верю, что есть некая высшая сущность, которая удерживает в воздухе самолеты силой белизны, то есть порядка и света. Каждая книга – каждая история – существует сама по себе как история, но в ней должно быть и что-то еще. Что-то, что больше обычного повествования. Что-то, что отзовется в твоей душе. Некое выражение веры. Оно придает книге фактуру и живость, которую ты не получишь никак иначе.

Флетчера привели в комнату смерти. Он это понял, как только открылась дверь. Серый линолеум, белые стены с темными пятнами, возможно, крови, потому что кровь, безусловно, лилась в этой комнате. Лампы под потолком, забранные в проволочные клетки. Посреди – длинный деревянный стол, за которым сидели три человека. Перед столом – стул, ожидающий Флетчера. Рядом со стулом небольшой столик на колесиках. На нем – какой-то предмет, закрытый куском материи. Так скульптор закрывает свою незавершенную работу.