На последний вопрос ответ, возможно, не столь сложен. Советник неоднократно и разными способами демонстрировал Гангуту свое расположение. Спасал его от гнева босса, когда бригадиру случалось проштрафиться, охотно давал ему юридические советы во всяческих житейских передрягах, подсказывал, куда выгоднее вложить свои деньги, и прочее. Возможно, такая вот политическая линия в данный момент и сработала.

А это была именно политика. Окунь, конечно, не чувствовал к толстозадому бригадиру особой симпатии, он имел к Гангуту стратегический интерес. За этим братком стояла самая большая в группировке бригада, и при решающей в недалеком будущем, как планировал Советник, схватке за власть, он рассчитывал привлечь команду Гангута на свою сторону.

Дело, по которому звонил Гангут, было, вероятно, довольно срочное, уж очень взволнованно он говорил по телефону, однако принять бригадира в квартире матери Окунь не мог, да и вот так, в спешке, завершать каждодневный часовой ритуал посещения больной тоже не хотелось — уж очень она впечатлительна, не стоило ее волновать.

Со стороны это, видимо, может показаться странным, но Окунь, совсем не считая свои отношения с Анастасией Федоровной некоей патологией, тщательно скрывал от братвы, что у него имеется горячо им любимая тяжелобольная мать. Сей факт, как он считал, принижал его образ сильной личности, который Советник тщательно выстраивал и всячески демонстрировал перед балаковскими бандитами. Иначе нельзя — сожрут.

Окунь, приехав к себе домой, с чрезвычайным волнением ожидал прибытия Гангута, но тот, появившись буквально через несколько минут, увидел перед собой, как обычно невозмутимого, холодного, уверенного в себе человека.

Советник встретил бригадира в почти распахнутом домашнем халате, который не скрывал его жилистое, мускулистое, но сухое и стройное тело. Всем балаковским было известно, что Окунь постоянно держит себя в форме — в квартире у него находится велотренажер и он регулярно делает пробежки в близлежащем парке, чего не замечено ни за кем в группировке Прохора.

Сам Гангут из мощного качка, каким был еще три-четыре года назад, превратился в довольно рыхлого мужика весом в центнер с четвертью, и бригадир невольно позавидовал хозяину квартиры.

— Кофе будешь?

— Да ладно, обойдусь. Не до того, блин.

— Тогда рассказывай.

Окунь сделал приглашающий жест рукой, и бригадир, расположившись в удобном кресле, полез в карман за сигаретами. Хозяин квартиры, который сам не курил, поморщился, но молча пододвинул гостю чайное блюдце вместо пепельницы.

В кабинет начальника РУВД зашел засидевшийся в коридоре старший лейтенант Фомичев.

Это был высокий, довольно симпатичный парень, лет двадцати восьми, с наглыми, но смышлеными и выразительными глазами, в которых в данный момент играла победная улыбка.

«Ишь, сукин сын, доволен, что случайно преступника задержал; можно сказать, походя раскрыл убийство, — с привычной ненавистью к вымогателям в мундирах подумал полковник Сбитнев. — Воображает, ему орден за это дадут. Убил бы гада».