Я переступил порог спальни, а Одри вдруг резко села в кровати, широко распахнув глаза, словно кукла.

Я замер, не в силах пошевелиться.

— Привет, — дружелюбным тоном сказала она.

Я присмотрелся к ней. Что-то было не так. В глазах не было привычного блеска, она смотрела прямо на меня, но не замечала моего присутствия. Либо она спит, либо это такой странный эффект от таблеток.

Вот я и сказал единственное, что пришло в голову:

— Это просто сон.

— Ладно, — согласилась Одри, а затем снова легла и закрыла глаза.

Я резко выдохнул, зажимая рот кулаком.

Твою мать.

Боясь ее разбудить, я еще долго недвижно стоял у кровати. Смотрел, как поднимается и опускается ее грудь. Увидев, что она приоткрыла рот, я едва не бросился целовать ее прекрасные губы, но вовремя остановил себя. Я же не псих какой-нибудь.

За свои почти тридцать лет я всего дважды говорила мужчинам, что люблю их. Первым был Чарльз Ньютон, с которым я встречалась в выпускном классе школы. Он был капитаном футбольной команды, его каштановые волосы лежали идеальными волнами, а аудиосистема в подержанной «тойоте» играла достаточно громко, чтобы раздражать окружающих. Когда мы целовались, сидя на диване у него дома и слушая музыку, Чарльз вдруг прошептал мне на ухо: «Я люблю тебя». Под влиянием гормонов и какой-то особо печальной песни я ответила, что тоже его люблю. Две недели спустя он меня бросил, прислав сообщение, а еще через неделю я начала встречаться с его лучшим другом.

Вторым был Ник. Не помню, кто кому признался в любви первым. Охваченная всепоглощающей страстью, которая, как я считала, обязательно сопутствует глубоким чувствам, я не сомневалась, что люблю его, раз уж мы так долго встречаемся. Лишь после разрыва до меня дошло, что это не так. Да, с ним было здорово, и нас невероятно влекло друг к другу в сексуальном плане, но любить я его не любила.

Хотя был же и третий мужчина, услышавший от меня эти три заветных слова. Звали его то ли Джон, то ли Джош, то ли Джереми. Мы познакомились на вечеринке вскоре после моего переезда в Нью-Йорк. Накачавшись экстази, я призналась в любви этому незнакомцу на импровизированном танцполе в чьей-то квартире в Уильямсберге. В ответ он лизнул меня в щеку. Короче, не самая большая любовь в моей жизни.

С Максом же все иначе. Конечно, о любви речь пока не шла, мы ведь были знакомы всего пять недель, однако я могла представить, что однажды полюблю его. Возможно, в ближайшее время. Как знать. Я жила у него последние две недели, и это казалось правильным. В его квартире я уже чувствовала себя как дома. Хотя, пожалуй, и в моем подвальчике могло быть уютно, не поленись я распаковать вещи. У себя я питалась полуфабрикатами и каждый вечер смотрела какую-нибудь фигню на ноутбуке, устроившись в кресле-груше с бокалом вина. Макс же готовил ужины, настоящие домашние ужины вроде того карри или супа с турецким горохом и листовой свеклой, и за едой мы обсуждали, как у кого прошел день. И он, в отличие от Ника, внимательно слушал и задавал уместные вопросы. После этого Макс заключал меня в крепкие объятия, окутывая ароматом мыла, и мы устраивались на диване — слушали музыку, смотрели фильмы. В какой-то момент мы не могли сдержаться и бросались друг на друга, как дикие животные.