Где-то через час Лёня пошевелился. С тихим стоном вдруг схватил мен за руку, которая обхватывала его торс, прижал мою ладошку к своему лицу и жадно задышал. Еще через какое-то время он принялся метаться по кровати и, лишь перевернувшись на другой бок, он затих, сгребши меня в охапку и уткнувшись носом в мою шею. Я провела ладонью по его свалявшимся волосам. Темные тени под глазами, щеки совсем впали… Интересно, его можно будет сразу кормить, как он очнется, или все же нужно чуть-чуть подождать? Наверное, лучше сразу. Перед тем, как заснуть, я почувствовала, как на кровать забрался Пушистик и привычно лег возле меня.

Проснулась я еще затемно от того, что Лёня принялся шумно дышать, водить ладонями по моей коже, а потом и вовсе облизал плечо. Я попыталась отодвинуться, но где там… Он просто перехватил мою руку, прижал к своему лицу и затих. Интересно, сколько это все будет продолжаться? Надеюсь, что недолго.

Стоило мне расслабиться и задремать, как Лёня снова принялся метаться по кровати. Пушистик, понявший, что поспать ему не дадут, сполз на пол и улегся там. Я же пару раз пыталась перехватывать руки Клыкова, чтобы они не попали по мне в моменты его чрезмерной активности, но вскоре поняла, что его организм настолько боится навредить моему, что угрозы случайно получить по лицу у меня нет никакой. Более того, вскоре он сполз вниз по кровати, свернулся в позу эмбриона и положил свою лохматую голову мне на бедра, после чего довольно затих. Господи, когда же он уже очнется-то?

Следующее пробуждение вышло уже утром и было куда более приятным. Леонид решил, что он достаточно здоров для того, чтобы целовать мой живот. Более того, я даже сначала не поняла, пришел он в сознании, или снова за него работают инстинкты. Качественно так работают. Вон, снова за облизывание кожи принялся. И тереться щекой стал. Еще и бормочет что-то невнятное.

– Очнулся? – Шепотом спросила.

Клыков замер и очень медленно поднял голову, ища взглядом мои глаза. Мне стало совсем не по себе, когда я увидела там такую черную обреченность, что даже искорка надежды не перекрывала той тоски, что там плескалась.

– Ты настоящая? – Он облизнул пересохшие губы. Его голос был сухим, ломким и еле слышным.

– Настоящая, – я сложила руки на груди и нахмурилась. – А теперь скажи мне пожалуйста, какого черта ты себя довел до такого состояния? – Накинулась я на него с обвинениями.

Он заторможенно поднял руку и потер глаза, после чего снова уставился на меня, как на привидение. Около минуты у него ушло на принятие того, что я не являюсь плодом его воображения, затем он нахмурился и попытался сесть. Получилось у него это откровенно плохо. Пришлось надавить ему на плечо, чтобы лежал нормально.

– Ты что-то забыла? – Растерянно спросил он, кажется, так и не поверив, что я к нему приехала, а не за чем-то другим.

– Забыла, – зашипела прищурившись. – Тебя дурака забыла спросить, какого лешего ты решил помереть, не спросив моего мнения по этому поводу? – Ух, как я разозлилась! Клыков прикрыл глаза, и я вспомнила, что вообще-то он тут от истощения помирает. – Тебе нужно поесть, – я попыталась выбраться из кровати, но тяжелая рука тут же легла на мое бедро.