Полюбовался на вытянувшееся лицо отца.

— Еще воды выпей. Во-вторых, про Козла, флешки и заказ на тебя я знаю давно, как ты понимаешь. Ты действовал грубо, взял Козла, причем, скорее всего по теме, не относящейся к моим разработкам. Я его у тебя забираю, кстати. Сегодня будет запрос официально. В-третьих и последних. Ни сейчас, ни когда-либо вообще свою личную жизнь я с тобой обсуждать не буду. А сейчас распорядись освободить моего, незаконно и безосновательно задержанного агента.

— То есть, ты ведешь служебное расследование, одним из фигурантов которого является твой отец, и не считаешь нужным ему об этом сообщить? — хрипло спросил отец.

Вик только глянул красноречиво. И генерал замолчал. Понятное дело, что бред. Конечно, не сообщил.

Когда это УСБ отчитывалось о своих делах кому-либо, кроме непосредственного начальства?

Генерал побарабанил по столу пальцами, выругался. Затем набрал номер и отдал краткий приказ.

С отвращением бросил трубку на стол, уставился на сына тяжелым взглядом.

Вик, больше не собираясь задерживаться, встал и шагнул к двери.

— Шпионку свою утешать рванул?

— Я, кажется, уже говорил, что свою личную жизнь с кем бы то ни было обсуждать не собираюсь. И с тобой в том числе. Всего хорошего.

Вик вышел, аккуратно прикрыв дверь и сбежал по лестнице вниз.

И не слышал тихо сказанного вслед: «Вырос, волчонок».

С удовлетворением и даже восхищением сказанного.

Вода льется на нас сверху, обволакивает прозрачным коконом. Душистая пена пузырьками стекает по груди, и я ловлю жадный взгляд, отслеживающий это.

Мой подполковник прижимает меня к кафельной плитке душевой, держит на весу, легко-легко, словно я пушинка. И мерно, жестко вбивается в податливую распаренную плоть. От каждого такого удара я всхлипываю, и периодически он ловит мои всхлипы губами, проникает напористым языком в рот, словно съесть хочет.

Руки Виктора бешено сжимают бедра, заставляя сильнее обхватывать его ногами, глаза жуткие и черные. Ни грамма привычной синевы.

Мой подполковник сейчас, как никогда, похож на зверя, дикого, жестокого, жадного до меня.

Это одновременно и заводит и пугает.

Он всяким был со мной.

Нахальным, холодным, отстраненным, жестоким, нежным, властным… Всяким. Но только не таким. Это новая грань. Новое в наших непростых отношениях. И бог знает, нравится такое мне или нет.

Я не могу сейчас определиться. Он не дает. Просто не позволяет опомниться, задуматься, хоть немного прийти в себя от шока.

Гладит, прижимает, целует, обволакивает своим телом, словно хочет закрыть от всего мира. Словно хочет… Сберечь. Как берегут самое главное, самое драгоценное. То, что от опасности прикрывают в первую очередь. Собой.

Это понимание, осознание бьет в самый центр груди, заставляет недоуменно расшириться зрачки. Я смотрю на своего любовника, в его невозможно красивое, невозможно жесткое сейчас лицо, и меня накрывает. Неожиданно и мощно. Я выгибаюсь, цепляюсь за крепкие мокрые плечи, жалобно шепчу что-то бессвязное, не отрывая взгляда от его глаз.

Я прошу помощи. Опять. Опять!