Мутти нахмурилась и повернулась к плите. Защищая руки полотенцем, она вытащила из печи поджаристые буханки. Кристина знала, что мама не позволит сгореть драгоценному хлебу, но ждала, что та скажет хоть что-нибудь, как-то выразит понимание. Мутти выложила буханки на стол остывать. Лицо ее было непроницаемым. Ома села рядом с Кристиной.
— Так или иначе правда обнаружится, — проговорила бабушка. — Если жених Кати виноват, то однажды он заплатит за свои поступки. Может, не так быстро, как нам бы хотелось, но Бог все видит.
К вечеру Кристина осознала, что тяжесть в груди объяснялась не досадой и гневом. Тянущая боль, затрудняющая каждый удар сердца, происходила от напоминания о том, что она навеки разлучена с Исааком. Кати и Штефан снова вместе, в то время как ее шанс на истинную любовь безвозвратно потерян. Исаак погиб. Кристина жаждала, чтобы он был рядом, вдыхал запах сирени и пробовал хлеб с повидлом, она хотела показать ему переливающиеся перья петушиного хвоста, пурпурно-белые цветки сливы.
Где-то после полуночи Кристина проснулась от ощущения, будто кто-то сидит у нее на груди. Ей снилось, как она стоит рядом с Исааком, держа в руках букет фрезий, позади нее струится мягкий кружевной шлейф материнского свадебного платья. Исаак в черном костюме с галстуком берет невесту под руку; она так ясно видела его карие глаза и черные волосы, будто он стоял прямо перед ней. Потом он ей улыбнулся.
Кристина повернулась на бок, чувствуя тяжесть и скованность в плечах, словно ее тело обратилось в камень. Слезы катились по щекам, капали на белую подушку и растекались серыми пятнами. В тусклом свете буковой масляной лампы она пробежала пальцем по неровным коричневым цифрам на запястье. «Я все еще там, с тобой», — мысленно произнесла она.
Глава тридцать вторая
На следующий день после визита Кати Кристина отнесла отцу обед и, возвращаясь обратно, привычно срезала путь, свернув в мощенный булыжником переулок между пятиэтажными домами со щипцовыми крышами. Стояла необычная для июня жара, и девушка наслаждалась медленной прогулкой по узкому тенистому коридору, наполненному спокойной прохладой. Воздух был неподвижен, и развешенное между домами влажное стираное белье не шевелилось.
В середине длинного проулка из открытого окна доносились женский смех и возбужденные возгласы. Всех слов Кристина не разобрала, но слышала, что две девушки выражали бурный восторг: ами позвал одну из них уехать вместе с ним в Штаты. Это напомнило Кристине о Джейке. Возможно, стоит его разыскать. Если она придумает, как рассказать ему о Штефане, он сообщит об этом командованию и бывшего охранника арестуют.
В глубине души она завидовала девушкам, радующимся предстоящему отъезду в Америку. Она бы хотела, чтобы Мария была одной из них, а не питала ненависть к ребенку, развивающемуся в ее утробе. Кристина желала бы такой судьбы и для себя, потому что ее все еще мучили кошмары о грязных бараках и умирающих узниках, и временами она терла цифры на своем запястье, сдирая до крови кожу. В такие дни Германия казалась ей страной, в которой не осталось ничего, кроме искалеченных войной людей, раскуроченных зданий, лишившихся отцов голодных детей и пустых домов, в которых раньше жили еврейские семьи, — и тогда она подумывала о том, чтобы найти Джейка и упросить его увезти ее с собой.