Кристина дернула дверь и поспешила на кухню. Ома стояла у раковины, а мама склонилась над столом и месила тесто обсыпанными мукой руками. Мутти прекратила свое занятие и взглянула на дочь, утирая лоб тыльной стороной запястья.

— Все хорошо? — спросила она.

— В общем-то да.

— А чем ты взволнована?

— Ох… Кати ушла, потому что я…

— Быстро она, — заметила ома, поворачиваясь к внучке.

Через окно позади нее в кухню лился солнечный свет, освещая выбившиеся пряди седых волос, пушистым нимбом окружающие голову. Кристина сразу же почувствовала, как на нее снизошло спокойствие, словно запах пекущегося хлеба просочился в ее поры и замедлил бешеную скачку сердца: дрожжи так дивно пахли, что она почти ощутила, как мягкий хлеб тает у нее во рту. Кристина обхватила себя руками за талию.

— Кати разозлилась на меня.

— Это еще за что? — удивилась мутти.

Она снова и снова мяла тесто, сильными натруженными руками прижимала его к посыпанной мукой доске, а стол в знак протеста скрипел.

— Она думает, что я все сочиняю про Дахау, — Кристина скользнула в обеденный уголок, положила локоть одной руки на стол, а другой принялась теребить мягкую прядь за ухом.

— Может, сразу это трудно понять? — предположила ома.

— Но я и представить не могла, что кто-то мне не поверит, — сказала Кристина. — Особенно бывшая лучшая подруга.

Она опустила руки на колени и наклонилась вперед, пытаясь унять озноб, охвативший ее даже в этом жарко натопленном помещении. Девушка не успела нащупать номер на коже — она почувствовала между пальцами что-то мягкое, похожее на нитки. Взглянув вниз, Кристина увидела тонкую прядь светлых волос, протянула руку к голове и ощутила за ухом болезненное пятно.

— Не беспокойся, — сказала мутти. — Кати непременно вернется. Ей нужно время, чтобы все это переварить. Люди не готовы слушать правду. У каждого сейчас хватает собственных несчастий и житейских трудностей.

Острый нож вины пронзил Кристине грудь. Она в сотый раз подумала, как отнесется мутти к новости о беременности Марии — даст ли ее вновь обретенный дух трещину или, наоборот, укрепится. Она сочла за лучшее больше ничего не говорить, но все же не смогла сдержаться:

— Кати не вернется. Она будет всем рассказывать, что я помешалась.

«А может, так оно и есть, — подумала девушка, — раз я выдрала у себя клок волос?»

— Почему? — поинтересовалась мутти.

— Потому что я сообщила Кати, что ее жених работал охранником в Дахау.

Под столом Кристина выпустила из рук прядь, представляя, как тонкие легкие волоски плавно опускаются на кухонный пол, подобно выщипанным куриным перьям. Потом она прижала большой палец к запястью.

Мутти и ома молча воззрились на нее. Кристина тоже смотрела на них, а в груди у нее набухало что-то жесткое. Ей казалось, что она закричит, если мать или бабушка сейчас же что-нибудь не скажут.

— Могла бы и промолчать, — наконец произнесла мутти. — Их семья и так достаточно натерпелась. Пусть Кати сама судит, что он за человек.

Кристина прикусила язык и, когда начала говорить, почувствовала вкус крови.

— Я не собираюсь сидеть и помалкивать.