— Дом, — всхлипнула Кристина и побежала. Американец поспешил загородить ей дорогу.

— Nein, фройляйн, — он покачал головой.

Она остановилась, и солдат изобразил, как будто пишет на ладони.

— Имя и адрес, — объяснил он по-немецки.

Кристина не стала слушать и сделала попытку обойти военного, но тот мягко удержал ее за руку.

— Bitte, — он приложил ладонь к груди, покрутил перед собой воображаемый руль и указал на нее.

Кристина тяжело вздохнула, отступила назад и обхватила себя руками. Солдат подбежал к офицеру, козырнул и повел рукой в сторону Кристины. Офицер повернулся, внимательно смерил девушку взглядом и кивнул, выражая согласие. Голубоглазый схватил планшет и торопливо вернулся к ней.

Кристина записала то, что требовалось, солдат отдал бумагу командиру и подождал. Кристина смотрела на них, крепко обхватив себя за локти, словно опасалась развалиться на части. Солдат направился к ней, и девушка затаила дыхание.

— Kommen, — произнес он. — Home.

Они поспешили в другой конец станции, где американец легко подсадил ее на пассажирское сиденье зеленого военного грузовика, потом снял с плеча винтовку, забрался на место водителя и завел мотор. Из кармана он достал пачку сигарет, сунул одну в рот, прикурил и предложил пачку Кристине. Она помотала головой. Тогда он снова полез в карман и вынул желтую прямоугольную коробочку с тонкими пластинами, завернутыми в серебряную бумагу.

— Nein, — едва не крича, отказалась Кристина. — Home, — она села прямо и вытянула шею, чтобы смотреть на дорогу поверх высоченной приборной панели. В глазах ее плавали черные пятна.

Солдат вопросительно взглянул на девушку и повел головой: куда ехать? Она указала прямо, затем налево.

Грузовик отъехал от станции мимо длинных деревянных бараков, где раньше ночевали заключенные, работавшие на аэродроме. Первые женщины, сошедшие с поезда, топтались вокруг, прислонялись к постройкам или сидели на земле, уронив голову на руки.

Американец заметил, куда смотрит Кристина.

— Jews, — проговорил он. С его губ свешивалась сигарета. Он указал на бараки, потом сделал пальцами движения, напоминающие передвигающиеся ноги. — То Dachau[90].

Кристина издала стон и покачала головой. Впереди на улице стояла деревянная виселица, рваные куски веревок свисали с перекладины, на которой было написано «Feiglinge» — «Трусы». Солдат показал в ту сторону.

— Boys[91], — скорбно произнес он.

Кристина задохнулась и прикусила щеку — она вспомнила слова отца о том, что чердак может понадобиться, чтобы прятать мальчиков. Их могли повесить за уклонение от службы. Подавляя нарастающий ужас, она жестом показала американцу ехать через мост. На этом берегу высились лишь груды развалин. На противоположной стороне здания были разрушены наполовину и зияли пустотой, как гигантские черные кукольные домики с пустыми комнатами и голыми оконными проемами. На заваленных обломками улицах здесь и там у костров теснились группы женщин и детей.

— Меня зовут Джейк, — представился солдат по-немецки, произнося каждое слово громко и медленно, как глухой человек.